В 23:00 по Москве или в полночь по Дамаску вступило в силу соглашение о двухнедельном прекращении огня в Сирии, гарантами которого выступили Россия и США при одобрении Собеза ООН. Шансов на то, что мир в Сирии действительно будет достигнут, гораздо больше, чем кажется. Но есть и многочисленные факторы риска, которые необходимо проанализировать.
Соглашение не затрагивает террористические группировки, борьба против которых будет продолжена и правительственной армией Сирии при поддержке ВКС России, и коалицией, возглавляемой США. Но до сих пор нет четкого понимания, какие именно группировки «умеренной» вооруженной оппозиции готовы на безоговорочное прекращение огня.
Некоторые из них задним числом уже начали выставлять собственные условия, в том числе, заведомо невыполнимые, например, прекращение деятельности российской группировки ВКС в Сирии. Другое дело, что этих ребят по большому счету никто и не спрашивает: вы либо выполняете соглашение, либо нет, и тогда придется действовать по ситуации. Но по умолчанию все вопросы отныне должны решаться за столом переговоров. Причем, этот самый «стол» вовсе не означает, что президент Башар Асад пригласит всех к себе на чай прямо в камуфляже и предложит разделить власть. Это вам не Хасавюрт.
Перемирие само по себе – не мир. Обозначенные две недели – срок во многом условный, поскольку никаких формальных обязательств по его продлению никто на себя не брал. По сути дела, никто, кроме официального Дамаска, очевидной ответственности за срыв перемирия не несет. Сирийское правительство обязано с уважением относиться (как минимум, как к партнерам по переговорному процессу) к тем бывшим боевикам группировок, которые согласны на вхождение в мирный процесс.
Принято считать, что именно небольшие группировки несут в себе основную опасность для процесса мирного урегулирования. Они, мол, неуправляемые, и гораздо проще вести переговоры с крупными объединениями, чем гоняться с оливковой ветвью за каждым полевым командиром.
Но на деле ситуация прямо противоположная. Крупные вооруженные формирования, формально приписанные или к «умеренной оппозиции», или к так называемой Свободной сирийской армии управляемы и
скоординированы на уровне межгосударственной политики, но не на земле. Большинство их руководителей мнят себя бонапартами и новыми соправителями Сирии. Хуже того, многие формально признанные Западом лидеры оппозиции такого рода, включая генералов- перебежчиков и бывших членов окружения Асада, отказались непосредственно участвовать в мирных переговорах или уклонились от них.
Кстати, классического договора об оказании взаимной помощи в рамках отражения агрессии между РФ и САР нет до сих пор. А ведь этот дипломатический механизм с гарантией исключил бы возможность нападения на Сирию третьих стран, в том числе, Турции. И, возможно, пресек бы так называемый «план «Б», который, с подачи госсекретаря Джона Керри, сейчас активно обсуждают и либеральные публицисты, и представители «дипломатии НАТО». Подразумевается, что если что- то пойдет не так, США, Турция и некоторые арабские державы решатся на прямое военное вторжение в Сирию, добьются ее расчленения и установления «зон контроля».
И даже если в этих зонах не будут провозглашены новые независимые государства, в Сирии возможно создание «новой Боснии» — формально единой, но по факту разделенной и частично оккупированной страны без четко выраженной центральной власти. При этом ясных критериев того, что «что- то пошло не так», госсекретарь Джон Керри публично не сформулировал до сих пор.
В создании некого регионального блока безопасности нет ничего сверхъестественного. В идеале подобный документ могли бы, помимо РФ и Сирии, подписать, например, Иран и Ливан. Никто не делает секрета из того, что иранские военные формирования и части, составленные из граждан Ливана, участвуют в войне на стороне Дамаска. Эти отношения легитимизованы путем двусторонних соглашений, но общей коалиции с точки зрения международного права не существует. Конечно, есть множество оговорок и подводных камней (особенно относительно Ливана), но все это преодолимо.
Дополнительная деталь: отношения с Израилем. В Тель- Авиве нет однозначной оценки событий в Сирии и вокруг нее. С одной стороны, Израилю хотелось бы ослабления Дамаска, с другой – а куда уж больше? Вопрос о контроле над Голанскими высотами дебатируем, а вот появление на них ИГИЛ или кого-то вроде них уже неприемлемо. При этом взаимоотношения Израиля с Ираном уже давно достигли крайней степени заморозки, и обе стороны заинтересованы в создании платформы для переговоров – хотя бы и неформальных. Работа в рамках новой коалиции по обеспечению безопасности и целостности Сирии могла бы стать такой площадкой.
Дальнейшее расширение переговорного процесса вернуло бы в игру курдов, позволило бы определить правовое положение езидов (нация они все-таки или религиозная секта?), обеспечить безопасность христианских анклавов, в том числе и с привлечением возможностей Ватикана, о чем уже говорили Папа Римский и Патриарх Московский.
Но военной составляющей при этом никто не отменял. Если Дамаску в период перемирия действительно удастся наладить
быт в тех зонах, где гражданская администрация придет на смену военной, можно будет говорить о начале принципиального перелома. Однако Дамаск не единственный, на ком лежит ответственность за происходящее.
Слепой отвод воинских частей из тех районов, где это перемирие формально достигнуто, может обернуться новым взрывом насилия. Конечно, часть сил будет высвобождена для организации борьбы на тех участках, где антитеррористические
наступательные операции большого масштаба ранее были невозможны (например, в районе Пальмиры). Но увлекаться этим не следует.
Перемирие просто изменяет формат происходящего и, возможно, более ярко подсветит, кто есть кто. Но это только пробный шаг, который не устранит общего внешнего давления на Сирии. А именно внешнее давление сейчас – главный элемент дестабилизации. Выход из этой ситуации возможен только при дипломатическом обеспечении безопасности и целостности Сирии. А на земле Дамаск сам разберется – даже без участия военных специалистов.
Евгений Крутиков
Соглашение не затрагивает террористические группировки, борьба против которых будет продолжена и правительственной армией Сирии при поддержке ВКС России, и коалицией, возглавляемой США. Но до сих пор нет четкого понимания, какие именно группировки «умеренной» вооруженной оппозиции готовы на безоговорочное прекращение огня.
Некоторые из них задним числом уже начали выставлять собственные условия, в том числе, заведомо невыполнимые, например, прекращение деятельности российской группировки ВКС в Сирии. Другое дело, что этих ребят по большому счету никто и не спрашивает: вы либо выполняете соглашение, либо нет, и тогда придется действовать по ситуации. Но по умолчанию все вопросы отныне должны решаться за столом переговоров. Причем, этот самый «стол» вовсе не означает, что президент Башар Асад пригласит всех к себе на чай прямо в камуфляже и предложит разделить власть. Это вам не Хасавюрт.
Перемирие само по себе – не мир. Обозначенные две недели – срок во многом условный, поскольку никаких формальных обязательств по его продлению никто на себя не брал. По сути дела, никто, кроме официального Дамаска, очевидной ответственности за срыв перемирия не несет. Сирийское правительство обязано с уважением относиться (как минимум, как к партнерам по переговорному процессу) к тем бывшим боевикам группировок, которые согласны на вхождение в мирный процесс.
Принято считать, что именно небольшие группировки несут в себе основную опасность для процесса мирного урегулирования. Они, мол, неуправляемые, и гораздо проще вести переговоры с крупными объединениями, чем гоняться с оливковой ветвью за каждым полевым командиром.
Но на деле ситуация прямо противоположная. Крупные вооруженные формирования, формально приписанные или к «умеренной оппозиции», или к так называемой Свободной сирийской армии управляемы и
скоординированы на уровне межгосударственной политики, но не на земле. Большинство их руководителей мнят себя бонапартами и новыми соправителями Сирии. Хуже того, многие формально признанные Западом лидеры оппозиции такого рода, включая генералов- перебежчиков и бывших членов окружения Асада, отказались непосредственно участвовать в мирных переговорах или уклонились от них.
Кстати, классического договора об оказании взаимной помощи в рамках отражения агрессии между РФ и САР нет до сих пор. А ведь этот дипломатический механизм с гарантией исключил бы возможность нападения на Сирию третьих стран, в том числе, Турции. И, возможно, пресек бы так называемый «план «Б», который, с подачи госсекретаря Джона Керри, сейчас активно обсуждают и либеральные публицисты, и представители «дипломатии НАТО». Подразумевается, что если что- то пойдет не так, США, Турция и некоторые арабские державы решатся на прямое военное вторжение в Сирию, добьются ее расчленения и установления «зон контроля».
И даже если в этих зонах не будут провозглашены новые независимые государства, в Сирии возможно создание «новой Боснии» — формально единой, но по факту разделенной и частично оккупированной страны без четко выраженной центральной власти. При этом ясных критериев того, что «что- то пошло не так», госсекретарь Джон Керри публично не сформулировал до сих пор.
В создании некого регионального блока безопасности нет ничего сверхъестественного. В идеале подобный документ могли бы, помимо РФ и Сирии, подписать, например, Иран и Ливан. Никто не делает секрета из того, что иранские военные формирования и части, составленные из граждан Ливана, участвуют в войне на стороне Дамаска. Эти отношения легитимизованы путем двусторонних соглашений, но общей коалиции с точки зрения международного права не существует. Конечно, есть множество оговорок и подводных камней (особенно относительно Ливана), но все это преодолимо.
Дополнительная деталь: отношения с Израилем. В Тель- Авиве нет однозначной оценки событий в Сирии и вокруг нее. С одной стороны, Израилю хотелось бы ослабления Дамаска, с другой – а куда уж больше? Вопрос о контроле над Голанскими высотами дебатируем, а вот появление на них ИГИЛ или кого-то вроде них уже неприемлемо. При этом взаимоотношения Израиля с Ираном уже давно достигли крайней степени заморозки, и обе стороны заинтересованы в создании платформы для переговоров – хотя бы и неформальных. Работа в рамках новой коалиции по обеспечению безопасности и целостности Сирии могла бы стать такой площадкой.
Дальнейшее расширение переговорного процесса вернуло бы в игру курдов, позволило бы определить правовое положение езидов (нация они все-таки или религиозная секта?), обеспечить безопасность христианских анклавов, в том числе и с привлечением возможностей Ватикана, о чем уже говорили Папа Римский и Патриарх Московский.
Но военной составляющей при этом никто не отменял. Если Дамаску в период перемирия действительно удастся наладить
быт в тех зонах, где гражданская администрация придет на смену военной, можно будет говорить о начале принципиального перелома. Однако Дамаск не единственный, на ком лежит ответственность за происходящее.
Слепой отвод воинских частей из тех районов, где это перемирие формально достигнуто, может обернуться новым взрывом насилия. Конечно, часть сил будет высвобождена для организации борьбы на тех участках, где антитеррористические
наступательные операции большого масштаба ранее были невозможны (например, в районе Пальмиры). Но увлекаться этим не следует.
Перемирие просто изменяет формат происходящего и, возможно, более ярко подсветит, кто есть кто. Но это только пробный шаг, который не устранит общего внешнего давления на Сирии. А именно внешнее давление сейчас – главный элемент дестабилизации. Выход из этой ситуации возможен только при дипломатическом обеспечении безопасности и целостности Сирии. А на земле Дамаск сам разберется – даже без участия военных специалистов.
Евгений Крутиков
