Я.Вишневский - "Одиночество в сети"

[Гость]

Недавно прочитала эту книгу:(…Хотелось бы узнать ваши впечатления после ее прочтения)))

[Velverdelin]

Эта книга достойна стать настольной для любого человека, хоть раз бывшего в сети. Очень спокойно, очень насыщенно, очень правильно. Книга однозначный шедевр.

[Гость]

чудно, чувственно, красиво, замечательно..
читайте, в общем..
равнодушным вряд ли кто-то останется..


P.S. Отражение..

[L.S.D.]

чудовищно больно.
никак не "спокойно" для меня.
однозначно книга понравилась, хоть и долго отнекивалась, говорила, что не буду читать - слишком уж многие ее советовали. в итоге уже перечитано три раза. не жалею.

[Химера]

…И для меня неспокойно, потому что слез над этой книгой пролито больше, чем над всеми книгами Дяченко. Очень-очень эмоциональное произведение.
Часто люди спрашивают: "А о чем это твое хваленое "Одиночество в сети"?" А я и не знаю, что ответить, потому что эта книга многом..

[КАТЮХА]

дайте почитать!

[Химера]

КАТЮХА, читайте)
"Одиночество в сети."

[КАТЮХА]

начала читать, дошла только до момента как они встретились в поезде, но уже интересно. Посмотрим, ЧТО дальше

[СПАРТАКиада]

Никак не могу начать,но отзывы заинтриговали,сдам сессию -обязательно углублюсь в чтение*FOCUS*

[КАТЮХА]

вчера закончила читать. Брррр, встала из-за стола с мурашками на теле. Еще давно в детстве я обливалась слезами, когда читала "Белый Бим Черное Ухо" и больше ни одно из произведений не заставляло меня плакать над ним и ни одно не вызывало такого сильного впечатления. Уже второй день хожу под ним. Потрясающая вещь. Казалось бы ничего особенного, интернет глубоко вошел в нашу жизнь и миллионы людей пересекаются там, знакомятся, общаются, влюбляются. Но тем не менее ЭТА вещь трогает до самой глубины души.
Кстати, вы заметили, что у главной героини нет имени. Автор просто называет ее ОНА, в то время как главный герой представлен под именем. Почему? никто не задавался этим вопросом?8-)

[Химера]

КАТЮХА я задумывалась, задумаюсь) Мыслей много, но когда я пытаюсь их написать, они начинают казаться глупыми

[Гость]

написано, что у нее было красивое имя.. насколько я помню..
все)

кого интересует, скоро выходит новая книга Януша Вишневского.. к сожалению, не помню названия.. думаю, будет не хуже.. )
Заказать.)

[КАТЮХА]

меня интересует! тяну руку! а что значит заказать? непонятно

[Химера]

а что значит заказать?

Ну как книги заказывают?)) По почте, видимо..

[КАТЮХА]

ааааа просто эту вещь я читала с экрана, очень неудобно, кстати, а в продаже в бумажном варианте ее купить можно? я имею ввиду "Одиночество". Перечитала бы еще раз с удовольствием и маме дала б почитать и друзьям. С монитором сей трюк не прокатит =язык так где можно купить и скока будет стоить? может знает кто

[Химера]

КАТЮХА в курских магазинах эту книгу не встречала, купила в Питере, хотя можно прийти в магазин и попросить привезти ее, думаю, проблем не возникнет А цена.. в пределах 150-200 рэ )

[КАТЮХА]

знаю знаю!!! знаю как новая вещь называется! Повторение судьбы! иде взять мона в электронном виде?

[Гость]

нигде нельзя и не скоро будет можно..

P.S. Отражение..

[КАТЮХА]

эх, я сама уже поняла, в нэте она только на продажу, а для скачивания не нашла

[L.S.D.]

КАТЮХА
я покупала в Букве )) "Одиночество" ) самое интересное - книгу нашла в глубине полке, за остальными )))

[Гость]

Нашел в сети отрывок из новой книги..
если кому интересно почитать, напишите, скину..)

[КАТЮХА]

мне интересно! будьте любезны!

[Гость]

по просьбам выкладываю..

"Только в воскресенье вечером он обнаружил, что забыл
рюкзак. На следующее утро он встал страшно рано и
поехал поездом в Краков. В магазине возле вокзала
Марцин купил молока. Он знал, что Марта любит
начинать день с чашки теплого молока.
— У меня для тебя молоко, какое ты любишь,
двухпроцентной жирности, — улыбаясь, объявил он,
когда открылась дверь квартиры Марты.
В двери стоял мужчина. Голый, с белым полотен-
цем вокруг бедер. Он удивленно оглядел Марцина
с головы до ног и крикнул в глубь квартиры:
— Марта, ты молоко заказывала?
— Нет. Я никогда не заказываю молоко. А что та-
кое? — послышался удивленный голос Марты, а по-
том раздалось шлепанье босых ног по деревянному
полу.
Она вышла и встала рядом с этим мужчиной.
Марта была в одном белье. У нее были всклокочен-
ные влажные волосы, и она держала расческу. Она
увидела его. Какой-то миг они смотрели друг другу
в глаза. Пакет с молоком выпал у Марцина из рук.
Он отвернулся и, не глядя под ноги, побежал вниз
по лестнице.
— Марцин!.. Пожалуйста, вернись! Ну вернись! —
слышал он за спиной ее крик.
Он не вернулся. Он убегал. Убегал в паническом
страхе. Он не чувствовал ни ярости, ни унижения.
Даже злости не чувствовал. Только панический страх.
Там, на этой лестнице, сбегая как сумасшедший вниз,
он впервые ощутил всеобъемлющий ужас. И ничего
больше, кроме него. Ни боли в разбитом колене, когда
он поскользнулся и упал на площадке между этажа-
ми, ни боли в рассеченной коже на лбу — у выходных
дверей он стукнулся головой о металлический почто-
вый ящик. Он ощущал один только страх.
Он мчался по тротуару, наталкиваясь на людей,
торопящихся на работу. А потом, перебегая улицу,
ведущую к вокзалу, не глядя выбежал на мостовую.
И вдруг почувствовал удар по бедру и услышал визг
тормозов. И тут же упал. Из такси, которое задело
его, выскочил водитель и склонился над ним.
— Ты бросился мне под колеса, я ничего не мог
сделать. У меня свидетель в машине сидит! — кри-
чал он. — Ты слышишь меня? Понимаешь? — спра-
шивал он, стирая ладонью кровь с его лба.
Марцин оттолкнул его руку, поднялся и молча
побежал дальше. В вокзальном туннеле он повернул
в первый боковой коридор и выбежал на перрон.
Он вскочил в отъезжающий поезд. Открыл дверь
первого же купе. Сидящая у окна пожилая женщина
испуганно взглянула на него, встала, сняла багаж с
верхней полки и поспешно вышла. Садясь, он задер-
жался взглядом на своем отражении в зеркале. Весь
лоб был в засохшей крови, смешавшейся с черной
пылью и грязью мостовой, куда он упал, когда его
сбило такси. Грязь и кровь были даже в волосах.
С виска сползала струйка крови. Он выскочил из
купе и закрылся в туалете. Там вымыл лицо, вытерся
туалетной бумагой.
На первой же станции он вышел и, охваченный
страхом, опять стал убегать…
Некоторые убегают от страдания в несуществую-
щий мир, подпитываемый этанолом или сотворяе-
мый какими-нибудь сомнительными химическими
веществами, другие живут неистово, словно каждый
день — последний в календаре мира, кто-то превра-
щается в ледяную сосульку. А Марцин начал боять-
ся. В страхе, паническом или даже постоянном, для-
щемся часами, страдание уходит на второй план или
вообще исчезает. Главным становится не бояться.
Марцин боялся два года. Он не мог сказать, чего он
боится. Страх накатывал внезапно. Без предупреж-
дения. Иногда в четыре утра, выброшенный из сна
приступом паники, он торопливо надевал куртку на
мокрую от пота пижаму и выскакивал в лес перед
общежитием. Все вахтерши внизу знали о его «непо-
нятной болезни» и без возражений открывали ему
двери. Он бродил по лесу, пока не проходил приступ.
В кармане куртки у него всегда лежал бумажный или
полиэтиленовый пакет, который он прижимал ко рту,
когда чувствовал, что у него дергаются веки либо
дрожат мышцы рук или ног. Когда дыхание стано-
вится чересчур учащенным и неглубоким, в кровь по-
ступает слишком много кислорода. Врачи называют
это гипервентиляцией. Слишком много кислорода и
слишком мало двуокиси углерода в крови. Дрожь
мышц — это наименее опасный симптом гипервенти-
ляции. А крайний случай — потеря сознания и кол-
лапс. Чтобы в крови было больше двуокиси углерода,
надо дышать в пакет. Он только однажды потерял
сознание во время приступа. Нашла его вахтерша,
встревоженная тем, что он долго не возвращается.
В себя он пришел в «скорой помощи», которая с во-
ем сирены везла его в больницу. Исследовали его
целую неделю. Никаких органических причин его
приступов паники не нашли. Из больницы Марци-
на выписали с диагнозом «невроз страха». Молодой
врач, вручая ему выписной эпикриз, сказал:
— Вы за чем-то гонитесь или от чего-то убегаете.
Это у вас в мозгу… Обязательно займитесь этим.
С той поры он никуда не выходил, не убедившись
предварительно, что в кармане у него лежит бумаж-
ный пакет.
Через две недели после выписки случился очеред-
ной приступ. Произошло это во время лекции. Он
старался справиться с приступом, дыша как можно
медленнее. Руками он прижимал к полу трясущиеся
ноги. Студентка, сидевшая с ним рядом, испуганно
шепнула:
— Марцин, что с тобой? Ты стал белый как мел,
и по лбу у тебя ползут капли пота. Ты что, задыха-
ешься? Ты так странно дышишь…
Ответить ей он не успел. Пришлось выбежать из
аудитории.
В тот же день он отыскал в телефонной книге ад-
рес психиатра. Правда, в политехническом институте
был собственный психолог, но Мартин не был убеж-
ден, что тот может ему помочь. Психолога очень лю-
били студенты — главным образом за то, что он без
лишних вопросов выписывал освобождения от заня-
тий. Мартин не хотел, чтобы кто-то из знакомых уви-
дел его перед дверью этого кабинета. Все знали, что
таких «освобождений» он никогда не берет. Он пред-
почел поехать в Катовице.
Кабинет психиатра находился на восьмом этаже
уродливого точечного дома серого цвета, располо-
женного среди множества ему подобных. В прихо-
жей, приспособленной под приемную, стояли четыре
белых стула. Небольшой плетенный из лозы столик
под старинным хрустальным зеркалом был завален
листовками, призывающими вступать в Клуб ано-
нимных алкоголиков. На листовках спал с полуот-
крытыми глазами огромный черный кот. Стены при-
хожей были увешаны черно-белыми фотографиями,
представляющими архитектурные памятники Виль-
нюса. На одном из стульев сидела молодая женщина,
нервно грызущая ногти. Предплечье и сгиб левой
руки у нее были обмотаны эластичным бинтом с
пятнами от еды. Марцин сел на соседний стул. Она
тотчас встала и пересела как можно дальше от него.
Через минуту дверь одной из комнат открылась и
вышла прихрамывающая седая женщина небольшого
роста. Застегивая пуговицы белого докторского ха-
лата, она кивнула ему, приглашая в кабинет. А когда
увидела женщину с обмотанной рукой, остановилась
и сказала:
— Магда, почему ты опять здесь? Никаких табле-
ток я тебе больше не выпишу. Не могу. Еще вче-
ра вечером я совершенно определенно предупредила
тебя…
Молодая женщина умоляюще смотрела на нее:
— Всего один раз. Последний. Пани доктор, про-
шу вас в последний раз! У меня так все болит, будто
меня на части рвут…
Врач даже не посмотрела на нее. Она повернулась
к Марцину:
— Заходите в кабинет. Я сейчас приду. Вы чаю
выпьете?
Марцин встал и пошел к открытой двери. И в этот
момент молодая женщина вскочила со стула и одним
движением руки смахнула с плетеного столика кота.
Бедняга стукнулся головой о дверь ванной, жалобно
взвыл и умчался в кабинет.
— Ты, старая русская курва! — с ненавистью крик-
нула врачу женщина и, громко хлопнув дверью, вы-
бежала из квартиры.
Доктора, казалось, это нисколько не задело. Она
лишь покачала головой и спокойно обратилась к Мар-
цину:
— Так вы будете пить чай или нет? Я направля-
юсь в кухню.
— Да, пожалуйста, — неуверенно ответил он, не
зная, как поступить: то ли войти в кабинет, то ли
выбежать, как та женщина, и никогда больше сюда
не возвращаться.
В течение трех первых визитов он говорил глав-
ным образом о своем страхе. О том, что частота уда-
ров сердца доходит до двухсот в минуту. О голово-
кружениях, во время которых приходится держаться
за стены, так как у него появляется ощущение, что
он сейчас упадет. О грудной клетке, которую во вре-
мя приступа сжимает воображаемая слишком тесная
стальная броня. О чудовищном чувстве угрозы, ко-
торое и вынуждает его убегать. О бегстве, которое
лишь ускоряет сердцебиение и расширяет грудную
клетку, как будто в попытке разорвать сжимающую
ее броню. О непреходящей внутренней тревоге, с ко-
торой он просыпается утром и засыпает вечером. Об
утрате надежды, что когда-нибудь это пройдет, что
так не будет всегда. О мире за пределами его тела,
который кажется ему враждебным, опасным. О по-
вторяющихся кошмарных снах, в которых он засы-
пан песком, как в могиле, и в этой могильной тем-
ноте он не может найти свой бумажный пакет. А ко-
гда в конце концов находит, пакет оказывается
наполненным кровавой слизью, перемешанной с пес-
ком. О чувстве стыда, когда другие не могут понять
его страха и считают его неприспособленным к жиз-
ни психом, или, в лучшем случае, что он с таракана-
ми. О бумажных пакетах, которые лежат у него в
каждом кармане, и о мании постоянных проверок,
есть ли у него при себе таблетки. И, наконец, о том,
что он стал эгоистом, ипохондрическим Нарциссом,
беспрерывно наблюдающим за своим телом, которое
становится все более чуждым, словно оно состоит
из сплошных трансплантантов. А также о ледяном
холоде, в котором он живет. О том, что уже год, как
он утратил способность заплакать, взволноваться,
о том, что не испытывает ни ярости, ни гнева, не
способен радоваться, смеяться, сочувствовать. И что
в последнее время единственной и главной целью
жизни стало для него прожить день без страха.
Он не смог ответить на вопрос, чего он, в сущнос-
ти, боится. Нет, он не боится будущего, так как бу-
дущее для него — это максимум двенадцать часов,
которые надо продержаться до пробуждения. Вот
именно, продержаться. У того, кто думает, как бы
пережить двенадцать часов, крайне крохотный гори-
зонтик будущего, и вряд ли у него могут быть ка-
кие-нибудь экзистенциальные страхи, верно ведь?
Он не чувствует, что должен что-то планировать,
предотвращать. Все происходит рядышком, без его
участия. Он словно преждевременно извлеченный в
мир маленький, скрючившийся, беззащитный эмбри-
он, единственная жизненная задача которого — ды-
шать, переваривать и испражняться.
Ну да, он сдает зачеты и экзамены, но для него
это имеет такое же ничтожное значение, как чистка
зубов по утрам. Все это относится к ритуалу ожида-
ния перемены. Он ждет наступления дня или ночи,
когда этот кошмар закончится и живущий в нем де-
мон, кружащий в его мозгу и сердце, найдет какое-
нибудь отверстие, выберется наружу, растворится в
воздухе и никогда больше не возвратится. В процес-
се ожидания он делает все то, что делал раньше, что-
бы — когда этот момент наконец наступит — не ока-
заться на развалинах, под которыми погребены его
жизненные планы. Те, что он строил в прошлом, по-
скольку сейчас ему не до новых планов. Но време-
нами ему кажется, что ожидание это бессмысленно
и что оно не более чем ожидание Годо.
Нет, он не желает умереть, но смерти не слишком
боится. Когда в дымной и вонючей кабинке вокзаль-
ного сортира дышишь в пакет, соображая, как далеко
отсюда до больницы, о смерти думаешь совершенно
иначе. Умереть в вокзальном сортире ему не хоте-
лось бы. На больничной койке было бы предпочти-
тельней.
Он знает почти все о биологии страха. Терапевт в
студенческой поликлинике выписывает ему все, что
он попросит. Иногда он приходит к врачу с названи-
ем лекарства, о котором тот даже не слышал. Он зна-
ет, что все эти таблетки — опиаты и к ним возникает
привыкание. Реланиум, элениум, ксанакс, диазепам,
валиум, лоразепам, оксазепам. Он их все принимал.
И не допустил привыкания. Ему пришло в голову,
как обмануть свой организм. Он регулярно, через
полтора месяца, меняет таблетки. Своего знакомого,
который учится на фармацевтическом, он попросил
нарисовать структуру веществ, которые содержатся
в каждом лекарстве. И все они отличаются друг от
друга хотя бы одним атомом. Он составил график,
который висит над его кроватью в общежитии. Орга-
низм привыкает к какому-то веществу в полном со-
ставе. Смена одного атома в лекарстве, которое он
принимает, является неожиданностью для организма
и обманывает его. Внезапно вместо брома оказывает-
ся фтор. Организму надо привыкать к чему-то дру-
гому и забывать то, к чему он привыкал последние
полтора месяца, иными словами, шесть недель. При
семи разных лекарствах на отвыкание у него сорок
две недели. После такого интервала можно начинать
цикл заново. Когда пройдут сорок две недели, ника-
кой организм не будет помнить про ксанакс, с кото-
рого начинался прием лекарств. Терапевт из их поли-
клиники считает, что это гениальная мысль, и теперь
прописывает опиаты в соответствии с его схемой. Ко-
гда он это сказал, врач иронически усмехнулась.
— Давненько не доводилось мне слушать подоб-
ной чепухи, — произнесла она, глядя ему в глаза. —
Вам просто необходимо сменить терапевта. Если
этот идиот поверил в вашу сказку про атомы, это
значит, что ему можно лечить только простуды и
ангины, но безопаснее будет, если он ограничится
насморком. А все связанное с мозгом он просто обя-
зан оставить в покое. Дурак он, больше ничего, —
бросила она, повысив голос. — Рецепторы в мозгу
пропускают корпус структуры. Бензодиазепин. А то,
что к нему подвешено, фтор или бром, не имеет ни
малейшего значения. Магда, та девушка, которую вы
имели сомнительное удовольствие видеть в день ва-
шего первого визита, перерезала себе вены, когда у
нее кончился оксазепам. Ее поместили в психиатри-
ческую клинику, так как она не перенесла отвыка-
ния. Но даже это не помогло. Ночью в пижаме, бо-
сиком она сбежала из клиники и разбила кирпичом
окно в аптеке. Она поочередно принимала все, что
вы тут упоминали, а кроме того, еще несколько дру-
гих лекарств. Если не удастся снова ее запереть в
клинике, очень скоро она заберется на подоконник
в каком-нибудь высотном здании или сунет голову
в духовку газовой плиты… Так что немедленно вы-
бросьте свой график и больше никому не пересказы-
вайте своих абсурдных теорий. Особенно врачам. Им
кажется, что если кто-то способен понять инструк-
цию, приложенную к лекарству, то он мог бы рабо-
тать в «скорой помощи» на полставки.
И только во время четвертого визита он рассказал
про Марту. Он помнил, что первый приступ пережил
тогда, в квартире Марты, но вовсе не думал, что то
событие является главной причиной его невроза
страха. У него не было ни малейшего повода бояться
Марты. Он мог ее ненавидеть, чего в иные моменты
ему безумно хотелось, но так и не удавалось, мог
жалеть ее или презирать, но он не считал, что у него
есть какие-то причины бояться ее. Когда они были
вместе, что бы под этим ни подразумевалось, рядом
с ней он чувствовал себя в полной безопасности.
Психиатр выслушала этот его рассказ без всякого
удивления.
— Вы ее по-прежнему любите? — неожиданно спро-
сила она, не поднимая глаз от его карточки, в которую
она постоянно что-то записывала.
Он обвел взглядом кабинет, словно уверяясь, что
этот вопрос совершенно точно обращен к нему. Она
спросила его о безмерно важном для него так, будто
интересовалась, не испытывает ли он болей в моче-
вом пузыре и регулярный ли у него стул. Совершен-
но безразлично, без всяких эмоций. Он с укоризной
взглянул на нее. Она ждала, держа в руке ручку,
словно собиралась записать его ответ в какую-то там
рубрику.
*
Прошел уже почти год с тех пор, как он в послед-
ний раз видел Марту. Через неделю после его бегства
он получил от вахтерши свой рюкзачок, который кто-
то оставил для него на вахте. За этим рюкзачком он
тогда и поехал к ней на квартиру. Спустя несколь-
ко дней во время лекции, приводя в порядок запи-
си, находившиеся в рюкзачке, он обнаружил конверт
с письмом Магды.
«Тот мужчина ничего для меня не значит. Он ос-
тался у меня, потому что ему негде было ночевать.
Я не разрешила ему спать даже на полу у моей кро-
вати. Тот кусок пола принадлежит одному тебе.
Ступая на него, я чувствую, с каким уважением ты
относился ко мне. Возможно, даже с чрезмерным.
Я никогда не изменяла тебе. Будь иначе, я бы себя
презирала.
Я не смогла бы жить с тобой. Ты запер бы меня
в очередную клетку. Можно из-за отсутствия выбо-
ра любить мать, которая так поступает, но невоз-
можно любить такого мужчину. А ты заслуживаешь
любви.
Марта.
P. S. А молока я больше не пью. Возвращаюсь жить
в Варшаву. Передай от меня привет горам…»

И хотя он знает это письмо наизусть, он до сих
пор его перечитывает. Главным образом для того,
чтобы проверить, способен ли он страдать. Ему хо-
телось бы страдать, как страдают в подобной ситуа-
ции другие люди. Просто страдать. Тосковать по ней,
рвать и опять склеивать ее фотографии, доказывать
себе, что она не стоит его, обзывать всякими слова-
ми, презирать ее, обещать себе отомстить ей, коло-
тить кулаками по столу, чувствовать себя брошен-
ным, безмерно обиженным, униженным и растоптан-
ным. Случайно находить что-нибудь связанное с нею
и в бешенстве уничтожать, а на другой день сожа-
леть, что ничего от нее не осталось. Неустанно убеж-
дать себя, что она не была и никогда не станет до-
стойной его, что он заслуживает женщины в сто раз
лучше.
Писать ей исполненные ненависти письма и не от-
правлять, звонить ей по ночам, не в силах выдавить
из себя ни слова. Чувствовать боль, ненависть, недо-
верие, оцепенелость. Или хотя бы напиваться до гра-
ницы летаргии, которая приносит забвение, а утром
просыпаться и смотреть на пустые бутылки у крова-
ти. Обещать себе, что никогда ей не простишь, а че-
рез полчаса все прощать. Каждый день забывать ее и
клясться, что завтра забудешь по-настоящему. Страст-
но желать видеть ее, когда чувствуешь, до чего тебе
плохо, и, чувствуя себя еще хуже, мысленно прокли-
нать себя за это желание.
Нет, он не ощущал ничего подобного. Ни тогда,
ни тем более сейчас не мог возбудить в себе страда-
ние. Он очень этого хочет. Однако не может. Так,
словно это ему не дозволено. Из-за этого чертова
страха он не способен почувствовать в себе грусти
настолько сильной, чтобы пожалеть себя и хоть раз
заплакать. Но притом он до сих пор помнит, что это
такое, когда вдруг подступают очищающие слезы.
"

[КАТЮХА]

В.Редный cпасибо! а откуда отрывок, в смысле у Вас уже есть все произведение, или нашли где-то в интернете?

[Гость]

интернет..
слухами полнится..
надо только искать)
правда, все произведение по прежнему нельзя скачать.. а жаль..

P.S. Отражение..