Мытарства

[Максим-лесник]

Мытарства




рассказ иеромонаха Романа (Кропотова):


Мытарства

Жизнь после смерти! Какая крылатая и для многих заезженная фраза. Ее можно услышать не только из уст священника с амвона, но и от представителя шоу-бизнеса на каком-нибудь дешевом ток шоу. Причем, последние не особо утруждают себя углублениями в смысловые особенности этой фразы. Тогда, как ее смысл намного таинствен и неисследован, чем может представляться современному потребительскому обществу. Верующие люди говорят об этом одно, у неверующих другой взгляд про эту область. Но независимо от наших мнений и желаний потусторонний мир продолжает существовать и пугать своей неизвестностью. Он живет своей размеренной и реальной жизнью и не становится призрачнее от нашего скептицизма и сомнений. Если бы люди знали, что имеют только один шанс наследовать вечную жизнь за гробом, тогда может быть не прожигали бы свое драгоценное время во всяком непотребстве. Но человечество кормится псевдодуховыми баснями и легендами, лжерелигиозными байками о перерождениях или атеистическими утопиями о материалистическом превосходстве. В результате несчастное человечество теряет свой единственный шанс на спасение.
Однако, на небе, как и на земле, бывают и свои исключения — для некоторых Господь, по одному Ему понятным причинам, приоткрывает невидимый мир, дает прикоснуться к нему, увидеть его и пережить то, что неподвластно каким-либо земным сравнениям. Эти «некоторые», вернувшись к нам, открывают новое, доселе сокрытое знание и потрясают грешный мир пережитым опытом. Ваш покорный слуга — один из тех, кому выпала как раз такая возможность. Меня зовут Николай Мальков, и пусть это будет чем-то, вроде моей исповеди. Не взыщите строго, так как все мы часто ошибаемся.
Это случилось не так давно, и потому детали события еще свежи в моих воспоминаниях. Тот день не обещал быть каким-то особенным и начинался как и любой другой. Я заканчивал институт, а в свободное время подрабатывал в автосервисе. Тяга к автомобилям начала проявляться у меня еще в раннем детстве. Разбирать и собирать игрушечные машины я начал почти в то же время, что и разговаривать. Поэтому с выбором работы долго определяться не пришлось. В виду этого для меня всегда было загадкой — для чего мне нужен был весь этот малый и средний бизнес и иже с ними, когда мое призвание было налицо. Кто бы мог подумать, что именно автомобили так круто изменят мою судьбу. До сих пор поражаюсь этой иронии.
На носу был важный зачет, и я усиленно к нему готовился. Я уже неделю зубрил материал и не расставался с ним даже в свободное от всего время. Формулировки и методы, особенности технологий, практик и процессов кружили у меня перед глазами, словно надоедливые мухи. Уходя на работу, я брал с собой несколько книг или конспектов, которые читал на ходу и в свободное от работы время.
В тот день выбежав из дома, я направился к месту встречи с моим приятелем Сашкой. Мы не только работали в одной бригаде, но и жили неподалеку друг от друга, а потому часто вдвоем прогуливались до нашей мастерской.
— Здорово, экономист, или как там тебя!
Я оторвался от книги и увидел, что уже пришел на нужное место. Мой приятель изучал книгу у меня в руках.
— Привет! — говорю, — Как дела?
— Да нормально. Ну, о чем пишут? — Он кивнул на книгу.
— Ой, лучше не спрашивай. Уже дым из ушей валит.
— Ты чего на выходных не отвечал? Такую сходку пропустил.
— Слушай, я сейчас по уши в этом болоте бизнеса и прочей ерунды. Пока без меня.
Саня был моим новым другом. Да, я знаю, что говорят про новых друзей, но без них никуда. Мы живем, меняемся, переезжаем с места на место, а вместе с этим неминуемо знакомимся и расширяем круг общения. К тому же, любой старый друг когда-то был новым. Я не так давно устроился в сервис и знаю Саню недавно. Но уже узнал его, как человека веселого и работящего, немного легкомысленного и способного на экстравагантные выходки. Автомобиль он знает наизусть, а движок может разобрать и собрать, наверно, с закрытыми глазами. На работе он уважаемый человек, которому можно простить некоторые слабости и особенности характера. Кстати говоря, именно с его рекомендации я смог устроиться в один из самых престижных автосервисов в этой части города. За что был ему благодарен.
— Тут вчера притчу Евангельскую слышал, — сказал Саня, — Иисус произнес притчу о женщине, которая потеряла деньги, а потом их нашла. Она позвала своих подруг и сказала им: Радуйтесь со мной, я нашла свои потерянные деньги! Так интересно получается — они порадовались, хотя им ничего с этого не перепало.
— Чего, чего, — говорю.
— Ну смотри, я потерял 50 долларов, а потом нашел. Говорю тебе, Колян, я нашел свои баксы! Ты бы порадовался за меня? Ну только по-настоящему.
— Сложно сказать. Наверно да.
— Вот и я говорю, сложно это — входить в положение другого.
Мы шли и еще о чем-то разговаривали. Саша пытался заинтересовать меня какими-то новыми предложениями по вопросам проведения моего личного досуга, а я высказывал свое неоднозначное мнение. Наконец, мы подошли к самой оживленной проезжей части и встали на светофоре. Здесь движение создавало большой шум, разговоры прекращались и каждый получал немного времени для своих размышлений. Я открыл книгу и стал быстренько бегать глазами по прочитанному. Я не столько читал, сколько пытался отвечать на свои же вопросы. Что-то воскрешалось в памяти без труда, а что-то было глубоко погребено под непроницаемым слоем безвестности. Тогда я снова возвращался к этой части и пытался заново реанимировать забытое. И в этот самый момент произошло непонятное. Могу поклясться в своей уверенности, что пешеходы двинулись вперед, и я пошел вместе с ними. Однако, горел красный и никто не пошел, кроме меня. Это было странно и похоже на какое-то наваждение, и я до сих пор не могу объяснить как это произошло. Наверно так было нужно, чтобы все это случилось. Я даже помню, что кто-то окликнул меня, но не обратил на это внимания.
Первая машина ударила меня не сильно. Водитель уже начал тормозить, так как ехал в крайнем ряду и хорошо меня видел. Меня отбросило на скоростную полосу, где на полном ходу меня протаранила другая машина. Мне потом рассказали, что я пролетел метров десять, прежде, чем шлепнуться на острый асфальт. Мне даже кажется, что я помню, как летел над крышами автомобилей, подобно мухе сбитой на лету мухобойкой. После того, как я приземлился на проезжую часть, третья машина проволокла меня по дороге еще метров пятнадцать. Из-за резкого торможения около десяти машин столкнулось. Образовался затор, движение встало. Больше всего повезло моей книге, которую не задела ни одна машина.
Самое первое, что я помню, это, что я стою на дороге. Движение остановилось, а народ куда-то стремительно бежит. Водители выходили из своих автомобилей и осматривали повреждения. Кто-то в недоумении чесал затылок, кто-то звонил куда-то, кто-то ругался и искал виноватых. Но основная часть народа бежала к одной единственной машине. Как в забытьи, я тоже пошел за бегущей толпой. Человек десять подхватило бежевый автомобиль и перенесло его на несколько метров назад. У меня мелькнула мысль, — так делают, когда хотят освободить кого-то из-под машины. И точно, после того, как легковушка была перенесена, я увидел, что под ней кто-то лежит. Народ загалдел, кто-то вскрикнул, некоторые достали телефоны и стали снимать лежащего на камеру и ни один не решился проверить пульс.
— Вот идиот! — возмущался один водитель, — куда он полез?! Вы же видели, он сам полез. Больной.
— Это все из-за него! — поддержал его другой.
— Его кто-нибудь знает?
— Эй, уберите отсюда детей!
— Вот не повезло.
Голоса раздавались то тут, то там.
Человек лежал в неестественной позе. Его лицо было повреждено и окровавлено. Я помню, что даже пожалел, что не видел, как сбили этого бедолагу. Не слабо же ему досталось, наверно. Что-то в его внешности сразу показалось мне знакомым. Может я его знаю? И вдруг произошло то, что невозможно передать никакими словами — в лежащем человеке я начал узнавать… себя! В какой-то мере этому способствовала моя одежда и сумка на плече, которые я узнал в первую очередь. Моей первой реакцией в этой ситуации — был шок. Я не мог поверить своим глазам. Люди часто говорят — Я не верю своим глазам! Но для них это только крылатая фраза, зачастую лишенная смысла. Но тогда я действительно не поверил своим глазам. Но ведь это не естественно для нас — человек в этой жизни привык верить своим глазам. «Пока не увижу, не поверю», — говорил апостол Фома. В результате человека может охватить какой-то ступор, какое-то раздвоение личности. Я узнаю себя там, но и здесь тоже ощущаю себя. Сознание судорожно пытается как-то примирить непримиримое, найти какие-то объяснения этой парадоксальной ситуации, придумывает двойника или кого-то похожего на себя. Но что-то, какое-то внутреннее чутье настойчиво твердило, что там лежу я сам.
— Кто-нибудь вызовете скорую!
— Он живой вообще? — спросила какая-то женщина.
Этот вопрос произвел на меня сильное впечатление. Я уже тогда был верующим, может быть не настолько ревностным, как надо было, но в Бога я верил, иногда бывал в храме и принимал участие в таинствах. Но все равно мысль о смерти ошеломила меня. Я ощущал себя живым — настоящим. Я все видел и слышал, причем, гораздо четче и яснее, чем раньше, и вдруг кто-то сомневается в том жив ли я!? Но именно этот момент и заставил меня засомневаться и призадуматься. А ведь действительно, я слышал все, что говорили обо мне. Причем, не только рядом стоящие, но и отдаленные. Мне показалось, что я слышал даже их мысли обо мне. Это было настолько ново, что я не мог не признать, что что-то во мне определенно изменилось.
— Так вот она какая смерть! Боже правый, это невозможно! — подумалось мне. Я находился в шоке и все еще пытался взять себя в руки. Вдруг я заметил в толпе Сашу. Он держал руками голову и круглыми остекленевшими глазами смотрел на меня мертвого. Было видно, что он тоже в шоке. В этот момент кто-то сзади прошел сквозь меня. Я вздрогнул и непроизвольно потрогал себя руками. Я ощутил себя и не сомневался в реальности своего существования, но когда попытался прикоснуться к рядом стоящим, у меня это не получилось. Я был изолирован от них, находился как бы в другом измерении, недоступном для живых. Мысли путались и все эти обстоятельства совершенно выбили меня из привычной колеи.
— Что же дальше? — подумалось мне, — что теперь будет? А как же работа, учеба, зачеты? Я не мог поверить, что вот так разом рушились планы всей моей жизни. Что же это за жизнь!? Почему она такая хрупкая?! — недоумевал я. А как же мама?! Мысль о маме напугала меня по-настоящему. Ей предстоит узнать о моей смерти. Она будет плакать. Как она перенесет это, как будет жить одна?
Эти мысли так сильно увлекли меня, что я вдруг оказался дома. Дорога с разбитыми автомобилями и людьми, записывающими на видео мою смерть, исчезли, а я был в своей квартире. Я знал, что она сейчас завтракает и как всегда смотрит свою любимую передачу. Так и было. Мама сидела за чашкой кофе и смотрела телевизор. Мне было так обидно, ведь перед уходом я даже не попрощался с ней. А ведь я всегда это делал. Только не сегодня. И теперь мне остается лишь сожалеть о том, что я забыл или не исполнил по каким-то другим причинам. Я смотрел на нее и думал, сколько всего я не успел или не захотел сделать. Перед моими глазами вдруг всплыли моменты из жизни, когда я вел себя эгоистично, неуважительно и даже кричал на нее. А ведь я даже не замечал этого! Я с ужасом осознавал, что грубость, крик, раздражение или что-то подобное для меня было нормой. Только сейчас мне во всем своем кошмарном обличье открывалась вся мерзость моего поведения. Только сейчас я видел детали, которые считал за ничто, но которые, на самом деле, решали все. Каким же я был слепцом! Я ощущал себя ничтожеством. Из-за раскаяния о напрасно потраченном времени мне хотелось разрыдаться.
Я приблизился к ней и на ухо прошептал:
— Мама, прости.
Но она никак не отреагировала. Впрочем, я этого ожидал. Я прикоснулся рукой к ее волосам и конечно же не почувствовал их. Но мне было все равно. Хотя бы теперь я хотел попрощаться с ней как подобало. Я думал, что хоть таким образом, таким запоздалым жестом сыновней любви и долга смогу успокоить свою совесть. Но на душе все равно было неспокойно. Я поцеловал ее в щеку. Ее взгляд был устремлен в голубой экран телевизора. Как странно, только сейчас я увидел всю бессмысленность этого занятия миллиардов медиапленников. Жалкий кусок пластика и стекла! Ты пустое место и ничего не стоишь в мире духов. Как обидно, что при жизни мы этого не замечаем.
— Николай! — я четко услышал чей-то голос, который звал меня по имени. Голос был как-будто знакóм и не знакóм одновременно. И я не мог определить его источник. Казалось, он звучал отовсюду. Одно я понял сразу — он был не из мира живых.
— Николай!
Во мгновение ока я очутился на кладбище. Я узнал это кладбище. Оно находилось на родине моих родителей. Я часто бывал здесь, но это было в далеком детстве. С тех пор в городе мертвых почти ничего не изменилось. Был как-будто вечер или утро. Голубой туман непринужденно гулял между могил, нежно задевая ледяные камни. Некоторым из них было по несколько веков. Под ними покоились известные люди, видные представители дворянства и духовенства. Когда-то в детстве мне рассказывали истории о самых выдающихся из них. О каждом из этих людей можно было бы написать книгу или, как минимум, хорошую статью в элитный журнал. Скорее всего, такие книги уже были написаны.
Обстановка определенно говорила о том, что на улице прохладно. Но я почему-то не чувствовал холода. Я видел, как колышется трава, вместе с листьями кленов и дубóв растущих на кладбище и вынужденных высасывать соки из мертвых.
Оглядевшись, я увидел, что стою у могил отца и его родителей. Их фотографии на черном и красном мраморе ничуть не изменились. В сосредоточенных и неприветливых взглядах читалась какая-то озабоченность или настороженность. И только бабушка приветливо улыбалась. Бабушка была глубоко верующим человеком и завсегдатаем в местном кафедральном соборе. Я почему-то подумал — как жаль, что я плохо знал ее, просто не интересовался ею. Хотя видел ее много раз.
— Николай! Голос раздался совсем рядом. Я едва улавливал в нем нотки волнения и озабоченности. На этот раз я знал, что зовущий стоит сзади меня. И я как-будто видел говорившего. Мое зрение приобрело новые качества. Мне не нужно было смотреть по сторонам, чтобы что-то увидеть. Я как-будто видел все сразу. Но я все равно обернулся. Передо мной стояла молодая женщина. На ней было длинное платье непонятного темного оттенка с вкраплением нескольких других цветов. Темные красивые волосы были аккуратно подобраны и спрятаны под легкое, словно из креп-жоржета, покрывало. Какое-то время я внимательно изучал ее обычное, ничем не примечательное лицо и понемногу начинал узнавать родные черты.
— Бабушка!? Я сам не понял — то ли это был вопрос, то ли утверждение. Моя неуверенность объяснялась тем, что она выглядела гораздо моложе, чем я ее помнил. В таком молодом возрасте она была еще задолго до моего рождения. Тем не менее я узнал ее. Это, наверно, произошло по какому-то внутреннему чутью, нежели по внешности, хотя, нельзя сказать, что внешнего сходства не было совсем. Потрясающее сходство с моей матерью было очевидно.
— Бабушка, я умер.
Я опять не до конца понял — то ли это был вопрос, то ли утверждение. Вместе с тем я осознал, что глупо пытаться донести до нее то, что она знает лучше меня.
— Коленька, тебя ждет испытание. Ты должен будешь пройти его. Именно для этого ты здесь.
— Испытание!
Вот забавно, я опять не был уверен в том, спросил я это или просто сказал.
— Ты должен быть мужественным. Господь с тобой и не оставит тебя. Ты должен верить Ему. Пойдем со мной. Я покажу тебе наш собор.
Она сделала пригласительный жест в сторону брусчатой дорожки, и мы направились туда. Брусчатка плавно описывала полукруг и постепенно растворялась в туманной дымке. Я с удивлением открывал для себя все новые и новые особенности своего состояния. Сейчас я не испытывал того неудобства, которым всегда тяготился при ходьбе по неудобной брусчатой дороге. Я не чувствовал окружающей прохлады и запаха сырости. Вокруг царила тишина. Где-то неподалеку скрипучим криком прокаркала ворона. Внезапно налетевший ветер растревожил дремавшие доселе деревья, и с листьев посыпались холодные капли. Они не задерживаясь пролетали сквозь меня и не причиняли мне ни малейшего неудобства. Мы не спеша шли между вековых деревьев. Раньше я думал, что нет ничего тоньше тумана, но вот сейчас я могу пройти сквозь его пелену даже не прикоснувшись к нему. Воистину все относительно. Наконец, я решил спросить:
— Что за испытание меня ждет?
— Скоро ты все узнаешь.
— Это опасно?
После некоторой паузы она ответила:
— Это необходимо.
Через какое-то время я опять спросил:
— Мне будет страшно?
— Да. Но помни, что еще ничего окончательно не решено. Ты должен принять этот дар таким, какой он есть.
Я погрузился в размышления. Что же это за дар такой, если это и опасно, и страшно?! Мне совсем не нужен такой дар. Я никого не просил об этом!
— Скоро ты все поймешь, — услышал я ее мысли.
Мы шли молча, а потом я спросил:
— Ты знаешь о нашей жизни?
— Да, я знаю о вас с мамой. И знаю, что ты не молишься о своих родных.
Мне стало неловко. Я действительно надолго забывал молиться о своих усопших родственниках. А в последнее время со всеми этими учебными завалами вообще забыл о молитве. Еще вчера я рассмеялся бы в лицо человеку, который бы сказал мне, что в этом меня обличит мертвый родственник.
Через некоторое время за полосой деревьев показались темные и величественные очертания собора. Вдруг я заметил, как из тумана медленно выплыло несколько человеческих фигур. Это были две женщины и две девочки. Женщины стояли у могилы и молча смотрели вниз. Они были совершенно неподвижны, так, что их вполне можно было перепутать со статуями из фамильного склепа. Чего нельзя сказать о девочках. Одной из них было около десяти, а другой около года. Было видно, что старшая взяла на себя ответственность по удовлетворению интереса младшей и таскалась с ней повсюду, а взрослые отдавали дань памяти почившим. Она держала младенца за руки, пока та делала неуверенные шажки по грубой брусчатке. Мы проходили как раз рядом с ними, когда маленькая девочка вдруг остановилась и запрокинув свою головку уставилась на меня. Можно было подумать, что она смотрит на что-то позади меня, но она смотрела мне прямо в глаза. Я остановился. Чтобы удостовериться в своей догадке, я переместился на несколько шагов назад, внимательно наблюдая за ребенком. Взгляд больших детских глаз не отрываясь проследил за мной.
Прежде, чем я успел спросить — Как это возможно?, я услышал внутри себя ответ моей бабушки:
— Это чистые души. Иногда они видят то, чего не дано увидеть другим.
Ребеночек попытался что-то сказать и протянул ко мне свои маленькие ручонки, с трудом держась на слабеньких ножках. Ее сестра присела рядом с ней на корточки и посмотрела в мою сторону:
— Что ты там увидела? Птичку? Где птичка, покажи?
Маленький ангелочек все еще пытался что-то мне сказать и смотрел на меня своими лучезарными глазками. Я уже хотел было приблизиться к ней, прикоснуться к ее протянутым ко мне белоснежным рукам, но вдруг услышал:
— Нам пора!
Она сказала это без слов. Я просто понял, что нам пора. И мы двинулись дальше.
Собор был XIX века. Он был изящен и стилен. В глаза сразу бросилось несколько трехсторонних апсид и витиеватый декор фронтонов собора. Гофрированное обрамление барабанов и очень красивая, хотя невысокая колокольня, громко вещали не только о незаурядном мастерстве, но и изысканном вкусе архитектора.
Мы не останавливаясь приблизились к паперти. Вдруг в стороне от собора я заметил движение. Вначале это было что-то бесформенное, но затем оно оформилось в худую, высокую фигуру, в которой чувствовалось что-то животное и дикое. Различить черты человека в нем едва ли было возможно. Оно стояло на кривых звероподобных ногах и имело безобразные клешни. Перекошенное до безобразия подобие лица, напоминало уродливое отражение в разбитом зеркале.
Меня охватил ужас. Было видно, что отвратительная сущность меня приметила и издала шипящий, клокочущий звук, который я бы рискнул принять за смех.
— Это оно? — спросил я не отрывая взгляда от этой трясущейся худощавой твари.
— Не останавливайся.
Заметив, что бабушка перекрестилась, я последовал ее примеру. Мы вошли в собор. Он был пустой, но я чувствовал, что в нем была жизнь. Иконы излучали тихий свет и смотрели на меня, словно живые. Электроприборы были погашены, но в соборе было светло. Какие-то тихие голоса напевали такую мелодию, что хотелось взлететь и устремитьcя вслед за этими небесными звуками. Я не различал слов, но понимал, что это хвалебная песнь Богу. Казалось молитвы, веками звучавшие под этим куполом и изливавшиеся из любящих и благодарных сердец, до сих пор обитали здесь. Переплетаясь, они образовывали гармонию, которую не в состоянии произвести никакое произведение земного искусства или человеческого гения.
Внезапно я осознал, что бабушка скрылась от моего взора. Издалека прозвучал только ее голос: «Боже мой, на Тя уповах, да не постыжуся во век, ниже да посмеют ми ся врази мои; ибо вси терпящие Тя не постыдятся» (Пс. 24:1). Эти слова псалма глубоко врезались в мою память. Я повторил их несколько раз и ощутил какую-то силу от каждого слова. Я не просто прочитал текст, как мы обычно делаем на земле, но ясно, всем своим существом осознал, что действительно, все, кто надеется на Господа, не будут постыжены. Это была уверенность сравнимая, разве, что с моим собственным бытием. Это сейчас я знаю этот псалом наизусть, а тогда я услышал эти слова словно в первый раз.
Вдруг я живо ощутил чье-то присутствие. Оно заметно отличалось от присутствия моей родственницы. В нем ощущалось одновременно и сила, и добро. Меня словно накрыло волной уверенности, что все будет хорошо. В этот момент кто-то с двух сторон взял меня под руки, и мы стали возноситься вверх. Я посмотрел на собор сверху вниз и испугался. Было непривычно находиться на высоте птичьего полета без крыльев за спиной и опоры под ногами. На дорожке я увидел двух женщин с детьми. Сидя на руках у мамы, младенец провожал меня взглядом в заоблачные высоты, и взыгранием своих ручек демонстрировал свое ликование.
Я не сразу обратил внимание на моих спутников. То, что они рядом, казалось мне чем-то естественным и привычным. Создавалось такое чувство, что они и раньше были рядом. Было в них что-то знакомое, родное. Они были гораздо выше меня — посреди их я ощущал себя маленьким ребенком, который нашел долгожданный покой в теплых объятиях матери. Их прекрасные и умиротворенные лица выказывали неземное происхождение. Длинное одеяние, которое можно было бы с трудом сравнить с нашим атлáсом или тафтой с органзóй, светилось так, словно через него пытались пробиться лучи полуденного солнца. Их длинные волосы солнцевидной волной спускались по плечам и спине, исчезая между основаниями двух мощных крыл.
С некоторой тенью волнения я спросил одного из них:
— Вы Ангелы?
— Да.
Он посмотрел на меня своими сверкающими очами. В них было столько любви и понимания, что я, созерцая эти отблески Божественной славы, даже забылся на какое-то время. На земле вы никогда не увидите такой красоты и любви. Человека могут называть «ангелом» за какие-то его достоинства, но быть Ангелом по существу — это совсем другое.
— Вы такие… красивые, — как-то непроизвольно вырвалось у меня.
— Всё творение Божие прекрасно, особенно, если не повреждено грехопадением, — спокойно ответил другой Ангел. Если бы ты видел Адама до грехопадения, то не мог бы до конца насладиться его славой. Так он был прекрасен, подобно Сыну Божию и Спасителю мира.
Я периодически смотрел вниз, и теперь у меня захватывало дух от той невообразимой высоты, на которой мы находились. Это не было мертвым и холодным космосом с его вакуумом и скоплениями газа. Это было неким пространством, некой духовной областью, которую невозможно отследить при помощи земных средств. Я не ощущал ни ветра, ни холода, но то, что мы стремительно движемся вверх не вызывало никаких сомнений.
Спустя какое-то время я спросил:
— Куда мы направляемся?
— Тебе предстоит пройти мытарства и рассказать об этом другим людям.
Ангел посмотрел на меня. Он был также спокоен и невозмутим. Казалось, ничто во вселенной не способно его растревожить или смутить. Как только я подумал об этом, он мысленно ответил:
— Ты ошибаешься. Мы часто скорбим и даже плачем, когда видим погибель тех, кого должны были возвратить совершенными Владыке всяческих.
При этой мысли мне невольно пришли на память мои собственные грехи. А ведь я даже и не помнил, что оскорбляю ими не только Бога, но и своего Ангела хранителя, которому далеко не безразлична моя судьба. Мне пришли на память его вразумления — тихий голос совести, который я так часто игнорировал. Я мог найти любое объяснение, любое оправдание своих поступков, лишь бы избежать правды. Но правды Божией избежать нельзя. Как жаль, что я понял это только сейчас. И теперь мне стыдно посмотреть в глаза своему Ангелу хранителю. Боже мой, как я жил! Я готов был провалиться сквозь землю от стыда, но земли не было под ногами — она уже была очень далеко от меня.
Он что-то сказал про мытарства. Что это такое? Когда-то давно я слышал это слово и сейчас имел очень смутные представления о том кошмаре, с которым мне предстояло теперь столкнуться лицом к лицу.
— Рассказать об этом людям! Вы сказали, что я должен рассказать об этом всем? Значит, я вернусь назад?
— Ты вернешься и расскажешь о том, что видел и слышал здесь в назидание другим, которые даже не слышали об этом.
Вот это откровение! Я с трудом справлялся с полученной новостью. Значит не все потеряно, значит у меня еще есть шанс! Я смогу исправить свою жизнь, начать все заново. Моя душа ощутила новый прилив сил. Я уже начал строить планы на будущее, что сделаю сначала, как расскажу маме об этом, когда вдруг появились они. (пауза)
Нарастающий гул, на который я уже давно обратил внимание, плавно перерос в отдельные голоса и нечеткие обрывки фраз. А потом я увидел их визуально. Это была темная толпа каких-то ужасных существ, от которых веяло ледяным ужасом. Казалось, это было воплощенное зло, способное мыслить, говорить и действовать. Звероподобное обличье открывало их натуру, главной составляющей которой — была невообразимая ненависть к людям. Еще издали заметив нас, они напряглись, словно перед битвой и устремили на меня свои огненные взгляды. Я прижался к Ангелам, так как в них ощущал защиту и спасение и готов был умолять не приближаться к этой бесформенной массе злобы и ненависти, но пройти мимо них не представлялось возможным.
— Еще один в рай собрался.
— Что скажешь, сразу к нам пойдешь или будешь оправдываться?
— Отвечай!
Они ревели, словно фантастические звери из какой-нибудь древнегреческой поэмы. Меня сковал леденящий ужас. Глядя во все глаза на это черное, мохнатое зло, я находился в парализующем оцепенении. Я пытался спрятаться за могучими спинами моих небесных спутников и весь трепетал, словно животное от предвкушения неизбежного заклания.
Как я потом узнал, это было первое мытарство — мытарство празднословия. На нем человек должен ответить за все свои словесные грехи, какие только есть. Боже мой, я совершенно не был к этому готов. В толпе демонов я различил какое-то движение. Они что-то готовили и приносили. Их маленькие черные глазки прожигали меня насквозь. Казалось, они готовы были прямо в тот же миг наброситься на меня и разорвать на части. Сколько бы человек не читал на земле про демонов, он никогда не будет в состоянии в должной мере приготовиться к встрече с самыми жуткими своими кошмарами.
Раскрыв какое-то свитки, они набросились на меня с яростными вопросами:
— Здесь ты трепался без умолку.
— Здесь ты кощунствовал.
— А помнишь что ты сказал этому человеку? А этому?
— Ты помнишь эту пьянку?
— А помнишь, что ты говорил в лесу вместе с ними?
— Ты произнес это слово 598 тысяч 876 раз!
— Что ты говорил в болезни, отвечай!?
— Ты отвлекал этих людей, помнишь?! Своими словами ты доводил их до осуждения и ропота!
— Ты помнишь этот анекдот? Эти люди могут подтвердить, что ты его рассказывал. Знаешь сколько у тебя их было?!
— Здесь, в храме ты не помнишь, что сказал про этого священника?
— А этот день — ты вспоминаешь его? Не говори, что ты его не помнишь!
— Что ты сказал на остановке?
— Ты помнишь этот рынок, помнишь этот разговор? Что ты сказал?
— Что ты выкрикнул ему в окно?
— Ты помнишь это?! А эти слова?
— Ты помнишь эту дерзость? А этого человека? Как ты его назвал, что ты ему сказал?!
— Что за молчание!
— Он произносил имя Божие всуе!
— Отвечай, жалкий человек!
Это был настоящий кошмар, который не поддается никакому описанию! Они наседали на меня, словно государственный обвинитель с неопровержимыми доказательствами. И самое страшное, что многое, из сказанного ими, я действительно помнил за собой.
Они представили мне все мои разговоры, все мои непристойные анекдоты, шутки, неумеренный смех. Они оживили в моей памяти все ситуации, когда я являлся зачинщиком или вдохновителем неполезных бесед, когда являлся причиной греховных слов для других, когда поддерживал дурные разговоры. Они назвали по именам всех тех, кого я отвлек от молитвы и подвигнул на ропот. Наравне с моими взрослыми грехами, они представляли мне мое отрочество. Слова и разговоры, сказанные мною в семь, восемь лет, казалось, безвозвратно улетучились из моей памяти и жизни, но, к несчастью моему, они были тщательно собраны и зафиксированы в памяти тех, кто не знает прощения и живет лишь надеждой на полное истребление человечества. Эти бестии представили точное количество каждого из бранных слов, когда-либо сказанных мной. Они даже показывали в лицах, как я это говорил и при этом хохотали. Они знали не только мои бранные слова, но и сколько раз я праздно произнес имя Божие. Среди них я заметил старшего, который восседал на некоем возвышенном месте и бросал на меня злобные взгляды. Он жестами приказывал им говорить и победоносно смеялся, когда было произносимо очередное обвинение.
Ангелы стояли с воинственным видом и оправдывали меня. Иногда они говорили, что этот грех был исповедан мной, иногда решительно отвергали сказанное демонами, как ложное. Но иногда они ничего не могли сказать. И это было самым страшным для меня. Я испуганно смотрел на них в ожидании какого-нибудь слова, но оправдания не было.
— Пусть отвечает за свои слова!
— У них же написано — От слов своих осудишься! Для кого это написано? Или слово Божие пустой звук!?
— Отдайте его нам! Он наш! — заревел князь на престоле.
Но Ангелы на это торжественно провозгласили:
— Нет на это Божьего определения!
— Что?! Как нет? Отдайте его нам!
— Где справедливость? Для чего тогда наши труды?!
— Он не ответил за содеянное!
— Может и нас тогда в рай пустите!
Но Ангелы не удостоили их ответа, и мы уже возносились дальше, оставляя позади завистливый звериный рев и клацанье челюстей.
Немного придя в себя, я проговорил:
— Это было ужасно! Как возможно дать ответ за каждое слово?
— Если знать цену словам и то, с чем придется столкнуться на мытарствах, то возможно, — ответил Ангел. — А если не иметь страха Божия, тогда человек не найдет здесь оправдания.
Тогда я не понимал, но вернувшись, я осознал, что уже с первого мытарства я мог распрощаться с моими Ангелами и навечно исчезнуть в беспросветной области забвения.
Прошло не так много времени после первой муки, когда ей на смену пришла вторая. Завидев издали скопище нечисти, я готов был завопить от ужаса и предстоящей пытки. Чуть ли не со слезами я стал умолять своих спутников:
— Нет, пожалуйста, не надо туда! Прошу вас, не надо!
— Ты должен пройти через все это. Будь мужествен, молись. Такова воля Божия.
Уже вскоре я понял, что это было мытарство лжи и прочих грехов, связанных с ложью.
— Ну что, лжец, будешь отвечать за свою ложь?
— Он наш, никаких сомнений.
— Помнишь эту ложь, а эту? Помнишь как ты подвел этого человека, а этого? Помнишь, как ты соврал из угождения своим друзьям?
— Вспоминаешь этот день?
— Не говорил ли ты этих слов, не заискивал ли перед начальником, лицемер?
— Помнишь это обещание? Оно твое, лжец. И ты не исполнил его!! Ты пообещал и не выполнил!
— Ты помнишь этого человека? Ты оклеветал его! Своим лжесвидетельством ты испортил ему жизнь на несколько лет!
— Помнишь, как ты струсил здесь — ты убежал, бросил своего друга в беде!
— А этот разговор ты помнишь? На тебя понадеялись, а ты всех обманул, вышел победителем и еще гордился своей ловкостью лгать другим. Ты такой же, как мы, ты один из нас!
— Пусть сам узнает, что из себя представляет. Пусть найдет себя, если сможет.
Внезапно я увидел себя в какой-то комнате с низким потолком. В центре горела одна лампочка и слабо освящала помещение, едва достигая до стен комнаты. Она была полна людей, которые шатались взад и вперед, шумели и что-то говорили между собой. Было очень душно и тесно, дышать было совершенно нечем. Повсюду царила безысходность и безнадежность. Я стоял среди всех этих незнакомцев и пытался разглядеть выход из этого жуткого места. В отчаянии, с мутнеющим с каждой секундой рассудком, я стал пробиваться среди темных фигур. Но это было не так просто. Некоторые огрызались, другие толкались, а один замахнулся и чуть было не ударил меня по лицу.
— Куда прешь, козел!?, — заорал он на меня.
И тут я вдруг увидел, что это был я. У него было мое лицо. Я похлопал по плечу рядом стоящего мужчину и спросил:
— Простите, вы не знаете как отсюда выйти?
Он повернулся ко мне, и я увидел, что и у него тоже было мое лицо. С отсутствующим взглядом и ярко выраженной апатией на унылом лице он промямлил:
— Оставьте меня в покое.
— Кто тут выход ищет?, — обратился ко мне другой я, — За хорошую цену я покажу тебе, что захочешь.
— Не верь ему, лжет он все, — вмешался третий я.
— Ну дайте же поспать, — раздалось с другого конца комнаты.
— Ты чего раскис — улыбнись!
— Дайте мне спокойно умереть, — стонал кто-то еще.
Люди плакали и смеялись, молились и сквернословили, бились головой о стену и топали ногами. И у всех было мое лицо. Это были состояния, которые я переживал в жизни, и все они не были тем, чем я являлся на самом деле. Моя настоящая сущность, моя чистая Богом данная натура заблудилась где-то среди этой шумной толпы моих порочных состояний и наклонностей. Отыскать ее во всем этом многообразии моих порочных натур, было очень трудно. Каким же я был разным, сколько же я носил масок при жизни. Я даже сам не знал кто я и какой я настоящий.
Демоны злобно шумели. Без сомнения, во многом они были правы. Но если лгать свойственно всем бесам, то тем более этим должны отличаться демоны лжи. Очень часто к правдивым свидетельствам они примешивали и свою ложь, наговаривали на меня, что решительно отвергалось Ангелами. Тем не менее, меня поразило, как они в точности знают все случаи из моей жизни и всю ложь когда-либо сказанную мной. Случайно или в пьяном бреду сказанное слово буквально ловилось у меня с языка и вносилось в хартии. Более того, несколько раз они пытались вменить мне в вину то, что было сказано мной во сне. Создавалось впечатление, что им было все равно что говорить, лишь бы высказать какое-то обвинение, пусть и совершенно абсурдное или не существующее. Они цеплялись за любою возможность завладеть мной, напугать или смутить меня. Это была настоящая битва за душу! Они ревели и галдели, выпрыгивали из толпы и выкрикивали обвинения. Они даже пытались меня схватить! Несколько раз один из них с рожей, похожей на косматое рыло муравьеда, пытался выхватить меня из ангельских рук, так, что им приходилось прятать меня сзади. Это был кошмар, который невозможно передать никакими словами! И врагу не пожелаешь такое пережить.
Ангелы представили все, что у них было, покрыли грехи все, какие только смогли. Но, как и в первый раз, этого оказалось недостаточно. Демоны ликовали. Они уже праздновали победу, словно сектанты, одержавшие превосходство в словесном диспуте. Интересно было то, что даже выражая свое бесовское ликование, они оставались непроницаемо мрачными и злыми. Они не могли радоваться так, как это делает человек, а уж тем более Ангел. Их жуткая радость была невыносимым мучением для души и напоминала беснование умалишенного, который, издеваясь над своей жертвой, придумал новый способ пытки для нее.
— Оставьте его! — возгласили Ангелы, — он еще вернется.
— Что?! Как вернется?! Зачем же вы ему все это показываете? Для чего мы тут старались?!
— На что им Писание? Зачем им все это знать? Может всех сюда пригласите?! Может для всех показ устроим!
Негодованию бесов не было предела. У нас совсем не было ни время, ни желания все это выслушивать, и мы отправились дальше.
— До чего же они свирепые, — прервал я тишину через какое-то время. За что же они так ненавидят нас?
— Только за то, что вы образ и подобие Божие и наслаждаетесь благодатью Божией, которую они не сохранили.
— А вы сохранили, — констатировал я сам для себя. Это было трудно?
— Не так сложно, но выбор должен сделать каждый. Вы тоже знаете, что отказаться от греха в первый раз не сложно. Тяжело остановиться, когда порочный навык обратился в страстное влечение. Но мы не знаем страсти. Один раз отказавшись от греха, мы по благодати Божией все более возрастаем в благости. А падшие все более укрепляются в богопротивлении. Потому и ненавидят они вас лютой ненавистью, как творение Того, с Кем они ведут непримиримую войну.
Я боялся спросить, но тем не менее решился:
— Сколько же всего мытарств? Я больше не смогу этого вынести.
— Их двадцать, и ты увидишь каждое из них.
Двадцать! От этой цифры меня бросило в ужас. Двадцать ужасных ступеней, возводящих из преисподней на небо! Двадцать кругов ада, в клокочущий кошмар которых человек погружается с головой. И ведь мало кто знает на земле об этих испытаниях, ожидающих его после смерти.
Пока я размышлял над своей участью и ужасался ей, мы приблизились к третьему мытарству. По тому, чего от меня требовали демоны, я понял, что это мытарство осуждения и клеветы. Они стали напоминать мне случаи, где я осуждал или оскорблял ближних, вел себя нахально и дерзко.
— Не осудил ли ты этого человека, когда он тебя оскорбил? Вспомни, что ты сказал ему в ответ, как его назвал?
— Что ты пожелал этому, не помнишь? А я напомню тебе. Не так ли ты его обозвал?
— Помнишь этот день? Ты осуждал земные власти все время, пока сидел за столом! Не было этого?
— Помнишь этого священника? Ты осудил его! За что ты его осудил? Помнишь? За походку! А этого за усы и бороду! А этого за гнусавый голос. Ты помнишь его имя? А мы помним!
— Сколько ты держал обиду на этого человека? Помнишь? Десять лет ты считал его своим врагом! Ты отвергал всякие попытки к примирению.
— Не скажешь нам, как зовут эту старуху, которой ты повесил на спину листок с надписью? И что же там было написано?! Напомни-ка нам!
— Ты помнишь этого человека? Когда он открыл тебе свое воровство, что ты ему сказал? Помнишь? Правильно, ты сказал, а кто сейчас не ворует?
— Точно, кто сейчас не ворует!
Толпа проклятых разразилась жутким хохотом. Я думал прошла целая вечность, пока они закончили перечислять по именам всех, кого я осудил в жизни. Они назвали каждого священника, которого я осудил за что-то. Бесы даже принимали на себя их вид, чтобы наглядней показать мне за что я их осуждал. Один из них преобразился в священника, облаченного в яркую рясу с элегантным декором на воротнике и рукавах. Именно за нее я его и осудил.
— Как тебе нравится моя ряска, сынок?
Другой из них принял образ полного батюшки, когда-то виденного мной в далеком детстве и уже напрочь забытого. Он вперевалочку прошелся передо мной, давая мне хорошенько рассмотреть его большое пузо, за которое я его и осудил.
— Коленька, иди ко мне, я тебя благословлю.
Толпа заревела.
— Довольно!
Ангелы грозно выступили вперед. Улюлюканье и гам немного притихли. На мгновение рогатые чудовища присели на своих кривых ногах. Но затем вновь воспрянув заявили:
— Вы не ответили за многие его грехи! Что скажете на это?
Они ходили взад и вперед, словно звери, готовые по первой команде броситься на добычу. Их маленькие черные глазки бегали от Ангелов ко мне и обратно.
— У него еще будет шанс все исправить, — сказал один Ангел.
— Вы не имеете над ним власти, — добавил второй.
— Какой шанс!? Пусть отвечает сейчас же!
— К ответу его, к ответу!
— Вы не можете его отнять! Он наш!
Поднялся жуткий рев, который становился все тише и тише по мере нашего удаления от них.
Эта мучительная обстановка действовала на меня угнетающе. Я чувствовал, что слабею и теряю силы. Страх невозможно было подчинить. Он преобладал надо мной, мучил и изматывал меня. При каждой новой встрече с обитателями преисподней я становился сам не свой от ужаса. Он парализовывал до изнеможения и высасывал мои жизненные силы.
— Это мучительно страшно, — сказал я вслух. Я не смогу пройти до конца.
— Будь мужествен и молись. Ты сможешь. Молись Иисусовой молитвой и призывай на помощь Владычицу Неба.
После этих его слов, я ощутил, как слова Иисусовой молитвы, о которой до этого момента я не имел представления, сами стали произноситься во мне. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Они бежали, словно лодочка, которую я лишь слегка подталкивал. Божия благодать ощутимо коснулась моего сердца и наполнила его силой и верой в то, что все совершается по воле Божией. (пауза)
Лишь только я немного успокоился, как мы приблизились к новому мытарству — мытарству чревоугодия. Отвратительные бесформенные существа на этом мытарстве были настолько мерзкими, что можно было лишиться рассудка глядя на это воплощение зла. Некоторые из них были размером с грузовой автомобиль. Их внешний вид напоминал утопленников, которые целый год пролежали в воде. Предводитель этого мытарства отличался от других бóльшим размером и злобой. У него были огромные черные рога. В страшных провалах глазниц застрял пустой акулий взгляд. В своей мохнатой лапе он держал кубок с чем-то зловонным и периодически пил из него. Некоторые из бесов плясали и водили хороводы, другие что-то ели или дрались, кусали друг друга и бодали рогами. Повсюду распространялся невыносимый смрад и крик. Но когда появились мы, все собрание обратило на меня свои звериные и исполненные ненависти глаза.
— Смотрите, свежее мясо! Они захохотали и вообще вели себя словно пьяные.
— Любишь покушать? Знаем, любишь. Помнишь эти пляски? Сколько ты выпил на них кружек пива? Одиннадцать! И пытался напоить своего друга.
— Вот этот день — ты объелся так, что не мог стоять на ногах. Мы тебя поддерживали!
Они разразились адским хохотом.
— А этот день помнишь? Колян, ты идешь на сходку? Ты упился так, что валялся в луже своей рвоты.
— Сколько ты выкурил сигарет, ты помнишь? А мы помним каждый такой день.
— Помнишь этих людей? Ты напоил их.
— А этот день ты должен помнить — тогда ты впервые укололся. Конечно «за компанию»! А как же еще?
— Тогда ты объелся.
— А здесь ты упился до беспамятства.
— В этот день ты гулял с этими людьми.
— Ты не соблюдал постов! Ел оскверненную язычниками пищу. Ты не молился перед едой. Ел по ночам, прятался от других.
— Ты помнишь эти рулеты? Люблю сладкое — не твои слова?!
Это опять была игра в одни ворота. Я действительно все это делал и многое вспоминал. Каким-то удивительным образом эти синюшные жабоподобные персонажи знали обо мне все!: где, когда и с кем я пил, что я пил и сколько выпил, что и когда я съел, сколько сигарет я выкурил и какие наркотики пробовал. Я соблазнял других на выпивку и сигареты. Они назвали по именам людей, которые заразившись моим дурным примером стали наркоманами, заядлыми курильщиками или алкоголиками. Многие из них уже скончались от этого. Мои посты оказались сплошным лицемерием и фарисейством. Я пресыщался постной пищей и не соблюдал церковный устав. Они напомнили мне даже то, когда в детстве я выковыривал сахарные капли с пряников. У них было записано точное количество леденцов и жвачек, их названия и даже цена, которую я за них заплатил.
Была здесь, конечно, и ложь, которую я приметил, но в большинстве своем они действительно обладали правдивыми и детальными данными о моей жизни. Во многом мне помогла исповедь. Ангелы часто противопоставляли грехам мое покаяние. Против этого нельзя было ничего возразить — грех прощался и если больше он не повторялся, то с человека снималась ответственность за него. Но если он повторялся опять, то человек мог ответить и за то, в чем уже прежде раскаивался, так как опять оказался повинным в том же зле. К сожалению, это был как раз мой случай. Демоны наседали все сильнее и сильнее, порываясь забрать меня, как гурмана и их собутыльника. Они приводили мои нераскаянные грехи все снова и снова и требовали ответа. Казалось, та маленькая дверца спасения, через которую только и возможно было убежать, становится для меня все ýже, а надежда спасения все нереальнее.
— Вы не имеете над ним власти, — сказали Ангелы в ответ.
— Он не может идти дальше!
— Пусть дает ответ!
— Да, да — пусть отвечает!
— Правосудие еще действует здесь или нет! — заревел бесовский князь и швырнул кубком в одного из прислужников, пресмыкающихся в его ногах. Тот взвизгнул и бросил на своего владыку испуганный взгляд.
Мы отдалились от них и еще долго слышали в свой адрес проклятия, пока толпа пьяных бестий не скрылась из виду. Только сейчас, когда накал страстей улегся, я вспомнил о молитве. Крики и обвинения, состояние балансирования между погибелью и спасением, совсем не давали мне возможности молиться. Углубившись в молитву, я черпал из нее силы и утешение. Больше всего на свете я не хотел слышать этот звериный рев и видеть свиноподобные рыла, но избежать этого было невозможно.
Я весь напрягся и усилил молитву, когда услышал приближающийся и нарастающий гул. Это было пятое мытарство. Демоны некоторое время готовили свои свитки, а потом начали меня обвинять в грехах лености и различного рода небрежении о душе. Их князь возлежал на каком-то ложе и злобно сверкал глазами.
— Он всю свою жизнь провел в нерадении и лени.
— Помнишь, как ты любил поспать после обеда? Ты повторял это из года в год!
— А здесь он малодушествовал и унывал.
— Он пропускал литургии — он пил с друзьями, вместо того, чтобы быть в храме! Пусть отвечает сейчас за это!
— Помнишь этот день? Ты весь день проспал после гулянки.
— Не забыл этих людей? Они просили тебя помолиться о них, а ты не молился!
Во многих из этих грехов я покаялся, и Ангелы покрыли какую-то часть обвинений, но грехов еще оставалось очень много. Я по натуре человек не боящийся работы и не склонен к безделью, а тем более тунеядству. Но в жизни всякое бывает, и за мной, как кильватер за судном, тянулся длинный шлейф моих прегрешений. Мне был представлен каждый день и количество часов, которые я провел в нерадении. Я вдруг живо увидел один эпизод, когда целый день бесцельно просидел в кресле, глядя в никуда. То, что люди называют красивым и прогрессивным словом «депрессия», на самом деле элементарное уныние и строго осуждается на этом мытарстве. Бесы назвали точное количество литургий, на которых я дерзал приступать к причастию без должной подготовки. Они сказали сколько служб за свою жизнь я пропустил по нерадению или будучи занят какими-то посторонними делами. При этом один демон, по своему виду напоминавший смесь гиппопотама, носорога и орангутанга с огромным горбом, вышел и на церковнославянском процитировал 80 правило V Вселенского собора, повелевавшее отлучать от церковного общения лиц, пропускавших подряд три воскресных богослужения. При этом они назвали и число — сколько раз я уже должен был быть отлученным от Церкви.
— Он вообще не христианин, так как не принадлежит к Церкви! Что вы с ним возитесь? Отдайте его нам!
— Нет на это Божьего повеления.
— А на что есть? — взревел князь бесовский, — Спать и жрать — на это есть?!! Он вскочил с своего ложа и заревел:
— Мы здесь хозяева и нам решать! Он наш по справедливости!
Ангелы не стали утруждать себя напрасными объяснениями, и мы понеслись дальше. Спустя какое-то время я спросил Ангелов:
— Что они знают о справедливости, когда сами постоянно лгут и заражают других грехом?
— Они любят ссылаться на Божью справедливость, когда думают, что извлекут из этого выгоду для себя. Но забывают про Божие милосердие. Они знают, что по справедливости будут осуждены на вечные муки и полагают, что на этом основании имеют право требовать такого же суда и над людьми. Они слепы в своей неуемной злобе, и она окончательно погубит их.
Ангел как раз говорил мне о суде Божием, когда демоны с шестого мытарства воровства показались на нашем пути. Они сгрудились вокруг нас и начали перечислять то, что я когда-то своровал. Но Ангелы решительно отвергли все эти обвинения, так как во всем этом я покаялся, а во взрослом возрасте старался не повторять этого. Тогда демоны начали обвинять меня в косвенном воровстве, укрывательстве, одобрении чужого воровства. Они припомнили мне то, когда я присваивал себя чужие фразы и мысли, называл своим то, что пока или совсем не являлось моим. Они перечислили поштучно мой каждый безбилетный проезд, назвали номера поездов, трамваев, такси, автобусов и троллейбусов, в которых я не оплачивал проезд. Они смогли отыскать, что я брал некоторые вещи и инструмент с места своей работы и не возвращал обратно. Когда же Ангелы сказали, что я все это еще могу исправить, то страшилища подняли жуткий вой и крик, они жаловались на свой напрасный труд и непрерывно призывали меня к ответу. Напоследок они гневно сказали:
— Мы еще встретимся с тобой, и тогда тебе уже никто не поможет!
Эта угроза сильно напугала меня. Я с ужасом представил, что было бы, если бы это была действительная смерть? Кто бы тогда мне помог, кто бы загладил мои забытые грехи и дал бы мне еще один шанс? Стало невыносимо тягостно от этой мысли. Какое, наверно, разочарование испытывают души, когда прямо из гущи земной суеты похищаются смертью и поставляются на этот предварительный частный суд?
— Ты хочешь это знать, — спросил меня один из Ангелов в ответ на мои размышления.
И вдруг в этот момент я увидел тысячи и тысячи душ проходящих мытарства. Они были повсюду и на разных уровнях. Кто-то только начинал с первого, а кто-то находился гораздо выше нас. Некоторые ожидали своей очереди, а некоторых испытывали по несколько сразу. Я видел и чувствовал их страх и отчаяние. На перекошеные от ужаса лица было больно смотреть. Многие плакали и рыдали, оправдывались и молили о пощаде. Очень часто было слышно, как кто-то просил дать ему еще шанс, говорил, что он все осознал и понял и теперь будет жить правильно. Но часто это были напрасные мольбы. Я видел души, которые похищались с мытарств и уносились в царство боли и огня. Свирепые и неописуемо уродливые бесы визжали от радости и обрушивали на свои жертвы весь свой адский гнев. Сочетание изумления и страха, ненависти и ликования образовывали какой-то жуткий коктейль. Переживать состояние безысходной тоски о напрасно загубленном времени жизни и того, что ничего исправить уже нельзя, равносильно смерти, и моя душа совершенно изнемогла от этих переживаний.

[Максим-лесник]

Когда мы остались одни, я подумал:
— Как же это страшно! Почему никто на земле не знает про мытарства? — и услышал внутри ангельский ответ:
— Многие не знают. Другие знают, пренебрегают и забывают. Кто же истинно держится Церкви Христовой, тот постоянно держит в памяти день своей смерти. Благодари Бога за эту Его милость к тебе.
Вот показалось и седьмое мытарство. Здесь мне предъявили грехи сребролюбия и жадности.
— Он от рождения скупой!
— Он жадный! В детстве он никогда ни с кем не делился, — кричали бесы.
— У них одна цель в жизни — найти деньги. Деньги — вот ради чего они живут! Что вы на это скажете?
Проклятые твари привели мне на память всех нищих, которым я ничего не подáл. Напомнили мне все случаи, когда я поскупился или проявил жадность, когда я дарил кому-то конфеты за услуги, помогал перепродать какие-то предметы — телефоны, часы, перечислили все, что я насобирал и чем не пользовался, назвали вещи, которые я напокупал и не носил.
Ангелы выставили против этого мои дела милосердия, а также исповеди. А недостающее, сказали, мне прощено в таинстве Елеосвящения. Хотя демоны и не знали что возразить, но не переставали сыпать обвинения в мой адрес и скрежетать от злости зубами.
На восьмом мытарстве истязаются грехи лихоимства и всякого рода несправедливые приобретения. Хитрые бесы представили мне все случаи, когда я каким-либо коварством или силой завладевал чужими вещами, припомнили, когда вымогал деньги в школе, брал в долг с намерением не возвращать. На этом мытарстве мы не задержались. Чистосердечное покаяние загладило все мои грехи с этого мытарства, и мы прошли дальше.
На девятом мытарстве испытывается любая неправда. Здесь лукавые духи припомнили мне, когда я по ошибке верил клевете на кого-то и присоединялся к неправедному осуждению. Выставили против меня и другие мои неправедные деяния, вплоть до того, что в автосервисе я иногда не докачивал колеса до необходимой нормы или не выполнял каких-то других, на первый взгляд незаметных и незначительных манипуляций по обслуживанию автомобиля. И когда я и другим работникам советовал делать также говоря, что в этом нет ничего страшного.
— Он воровал у этих людей, обвешивал их! Что он на это скажет?
Ангелы покрыли эти и другие мои прегрешения добрыми делами, и мы под недовольный рев и крик прошли дальше.
Мытарство зависти, которое шло десятым по счету, мы минули довольно скоро. Я никогда не был завистливым, считал, что каждый живет в меру своих возможностей. А если у тебя нет того, что имеет твой сосед, значит нужно и усилий приложить столько же, сколько приложил этот сосед. А завидовать ничего не делая со своей стороны, не стремясь к цели, я считал глупостью. Счастье на деревьях не растет — за него бороться надо.
Уже вскоре мы прошли это мытарство и продолжили свой путь на небо.
Мы приблизились к одиннадцатому мытарству, которое называлось мытарством гордости. Наверно, не найдется человека, который был бы невиновен в этих грехах? Причем часто мы и не замечаем этого за собой. Я тоже многого не видел в своей жизни. Пристально глядя на меня злобные демоны начали забрасывать меня многими грехами, которые так или иначе были связаны с гордыней.
— Он постоянно гордился собой.
— Он тщеславился своими знаниями и умениями.
— Ты помнишь этого человека? Что ты ему ответил? Ты превознесся над ним и уничижил его!
— Не хвастался ли ты этим?
— Помнишь, ты считал его за неполноценного! Как ты его называл — неудачником! Для тебя все были неудачниками, кроме тебя самого!
— А как он относился к родителям — он не уважал их! Сегодня уходя, он даже с матерью не попрощался!
Я не мог поверить своим ушам! Вот ведь работяги! До чего же скрупулезная была проделана работа во имя погибели моей души! Прямо хоть лопаты им давай и вперед на Беломорканал. При их энтузиазме им хватит недели, чтобы его прорыть. Они представили мне все случаи моего неуважения и к покойному отцу, и, особенно, к матери: каждое слово, пренебрежение, ложь, крик или недобрый взгляд — были им известны. Они сказали сколько раз за свою жизнь я произнес самовосхвалительную фразу — Сам себя не похвалишь, никто не похвалит и представили еще множество случаев, когда я наедине увлекался самовосхвалением. Назвали одежду и обувь, которой я тщеславился в школе и за неимение которой уничижал других. Я увидел случай из далекого детства, когда мы с друзьями в шутку выставляли свои преимущества, соперничали своими достижениями, профессиями своих отцов или родственников.
— Мой папка хирург!
— А мой пожарник!
— А мой папка директор в фирме!
— А мой президент!
Я тогда сказал, что мой папка — Господь Бог и выиграл спор. Мы шутили и смеялись над этой игрой своего воображения. Чьи родители занимали более преимущественное положение, тот и выигрывал в той детской игре. А сейчас все было представлено совсем наоборот — кто выиграл тогда, тот проигрывал сейчас.
Какое-то время Ангелам пришлось оправдывать меня. Я опять воочию увидел чудотворную силу покаяния. Благодаря чистосердечному раскаянию и признанию своих ошибок, через что гордая душа смиряется, человек активно противоборствует страсти гордости. Так мы минули и это мытарство.
Продолжая свое восхождение, мы приблизились к мытарству гнева. Еще только подойдя сюда, я услышал, как демоны говорили друг другу: «Этот наш, давайте все его грехи». Помню, как один их Ангелов посмотрел на меня и сказал: «Молись». Я вспомнил про Иисусову молитву и стал молиться. Когда злобные демоны все приготовили, то сразу приступили к допросу. Их предводитель, восседавший на возвышенном месте, постоянно как лев рыкал на своих подчиненных:
— Еще давай, еще! Что стоите, болваны!
— Помнишь этот день — еще лежа на кровати ты начал его с гневного крика!
— Ты кинул эту вещь в сторону, выругался и ударил по стене.
— Ты раздражился на тапки, на зубную щетку, на телевизор, на диктора новостей, на свою мать, на самого себя!
— Ты гневно пнул камень, ты стукнул банкомат, выругался на водителя, потом на свои шнурки.
Казалось прошла целая вечность, пока они перечисляли грехи только одного дня моей жизни. Они вспомнили все мои гневные реплики, все мои действия, которые я творил в состоянии гнева, даже что я сказал будучи сам с собой наедине. Мне были представлены не только мои слова и дела, но и просто гневные взгляды, обиды, гневное молчание и гневные слезы. Они вспомнили все мои истерики и ссоры, раздражение и зложелательство. Бесы были настолько злобны, что во время моего допроса они рычали и зверели не только на меня, но и друг на друга. Князь на престоле рвал и метал, а они гневно огрызались на него, иногда били друг друга и вообще, создавалось впечатление, что они были самим воплощением неудержимой страсти гнева.
Наконец, этот кошмар закончился. Трудом неимоверной борьбы Ангелы смогли вытащить меня из того ада. Хотя я понимал, что я не прошел и это мытарство, Боже мой, да я еще ни одного мытарства не прошел! Мы удалялись от этого мытарства, а в ответ нам продолжали звучать гневные крики и угрозы. Потом злобный князь стал изливать свой неудержимый гнев на своих подчиненных:
— Никчемные лентяи! Вы ни на что не способны! Я доложу о вас нашему отцу, вот тогда вы получите за свое нерадение.
Те оправдывались, как могли, но не избежали побоев от вышестоящих.
— Какой лютый гнев, — думал я. Страшно представить что будет с душой, которая попадет в лапы к таким немилосердным тварям. Потому преподобный Серафим и говорил, что только благодать Божия сохраняет нас от их завистливой ярости. Иначе даже самый малый из них своим когтем уничтожил бы все человечество на земле.
На тринадцатом мытарстве злопомнения оказались не менее злобные мытари. Они припомнили мне все мое злорадство, все обиды, которые я не мог сразу простить, все мои угрозы кому-то и желание отомстить, а также мои попытки и намерения в этом направлении, процитировали мне мои же слова ропота и недовольства, в том числе из раннего детства, то, что я и не вспомнил бы уже никогда. Особенно они выделили мой ропот на Бога по поводу некоторых скорбей. Они напомнили мне то, что я когда-то строил кому-то козни или просто давал свой голос против кого-то, поддерживал осудительный разговор о ком-то, а также мое причащение без примирения с человеком, с которым я поссорился. Демоны показывали, как я смеялся над кем-то, кого постигла неудача, или простое падение на улице или авария на дороге. Я вдруг увидел день, когда мы с друзьями стояли на катке и смеялись над теми, кто не умел кататься на коньках.
Все же, с помощью Божией мы преодолели это мытарство. Но у меня остались некоторые прегрешения, которые мне еще предстояло исправить на земле.
Четырнадцатое мытарство — это мытарство убийства и всякого разбойничества. Злобные духи обступив нас стали кричать на меня и выставлять всё то, что так или иначе связано с грубостью и разбоем. Я не был виновен в убийстве, но грешил рукоприкладством и другой грубостью.
— Он бил людей, — вопили бесы, — помнишь этого? А этого помнишь — ты ударил его по лицу.
— Он бросил в него камнем, а этого стукнул палкой.
С огнем в мрачных, как сама адская пропасть глазах, они обвиняли меня в очень многих грехах. Мне привели на память и раннюю школу, и техникум, когда я принимал участие в избиении нескольких ребят. Припомнили мне, как я бил животных, мучил жуков, отрывал крылья мухам. Отверженные духи припомнили мне все сказанные мной оскорбительные слова и проклятия, все высказанные мной в шутку намерения убить кого-то, типа: убью или придушил бы, чтоб ты сдох и прочее подобное.
— Он убийца, он человека убил!, — вдруг в один голос заревели они.
— Нет, я не убивал, — почти шепотом сказал я. Но вдруг я ясно вспомнил один день, когда в разговоре со своей знакомой бросил, казалось бы праздную фразу. Она говорила мне тогда, что забеременела от кого-то и собирается делать аборт. А я не особо задумываясь над ее словами ответил:
— Ну а что тебе еще остается?
И сейчас, стоя на мытарстве убийства, я оказывался убийцей, так как не только не отговаривал ее от этого греха, но, напротив, одобрил это убийство, почему и причислялся к соучастникам.
— Убийца! Отдайте его нам!
— Наш, наш, он наш! — с кровавой пеной на своих звериных мордах ревело сборище сатанинское. Они крутились вокруг, прыгали и порывались выхватить меня из ангельских рук. Князь на престоле бесновался больше всех. Он ревел, словно умирающий в агонии минотавр. Я пришел в неописуемый ужас. Вспомнив о молитве, я принялся молиться и креститься. Это взбесило бесов еще больше.
— Что, решил покаяться! Слишком поздно для тебя! Ты погиб, слышишь, ты навеки наш!
Но когда они узнали, что мне еще предстоит вернуться и все исправить, то взревели, словно брошенные на раскаленную сковороду. Я все еще находился в панике, когда мы удалялись от неистовых бестий, но, в то же время, я радовался, что сподобился избежать их мести. Хотя, это опять было авансом.
Вскоре я услышал гул, который говорил о приближении к пятнадцатому мытарству, на котором разбирались грехи волхвования и прочего чародейства. Мерзкие существа со множеством конечностей и хвостов, с маленькими черными глазками, чешуйчатые и мохнатые — они производили жуткий свист и шипение. Завидев меня, они побежали к нам, извиваясь, словно аспиды, обступили со всех сторон и стали нападать с обвинениями. Хотя я и не занимался колдовством, но сколько же всего мне было вменено в вину. Эти звери вспомнили все случаи, когда я обращался к кому-то за гаданием, когда слушал и верил басням астрологов, изучал хиромантию, баловался йогой и гипнозом, пытался толковать сновидения, медитировал, играл в азартные игры. Они назвали по именам тех, с кем в течении своей жизни я играл в карты или кого соблазнил поиграть. Они обвинили меня в суевериях, которым я часто раболепствовал живя в теле. В один момент перед нами вдруг пробежала черная кошка с маленькими рожками. Она смотрела на меня и злобно хихикала.
Внезапно вперед выползло такое уродливое существо, что будь я на земле, меня бы тотчас стошнило.
— Ты помнишь этот день?
Перед своими глазами я увидел группу мальчиков и девочек, которые сидя в темноте что-то делали. Они произносили какие-то слова и держали в руках кусок материи или веревки. И вдруг среди них я узнал себя, еще совсем юного и вспомнил, как в тот день мы пытались вызывать гномов или какую-то другую нечисть.
— Ты думаешь у вас ничего не получилось? Нет, получилось — я услышал вас, пришел к вам и надолго поселился в том доме!
Я совсем забыл про этот случай. Кто бы мог подумать, что это детское баловство на самом деле оказалось черным магическим ритуалом, вызвавшим демона из мрака! Меня спасло только предстательство Ангелов и чьи-то молитвы. Я чувствовал, что кто-то помогает мне, невидимо укрепляет меня. Может быть это мама, а может быть Матерь Божия вспомнила о том, кто на земле так часто забывал о Ней.
Наконец, этот адский террариум остался позади.
— Какая мерзость, — сказал я, — как же они уродливы!
— Грех обезображивает все, с чем столкнется, — ответил мне Ангел. Ты бы поверил мне, если бы я сказал, что раньше они были также прекрасны, как и другие Ангелы Божии? Но все изменилось с приходом греха. И на земле ты можешь видеть в людях эту перемену. Все написано на лице человека. Грешники имеют мрачные лица, их присутствие невыносимо, отверзая свои уста, они повсюду сеют грех и смерть. У праведников же и лица прекрасны, и очи светлы. Они несут с собой мир и свет. Будь миротворцем, и Господь будет с тобой.
После приятной беседы с Ангелами, мне так не хотелось снова погружаться в новый кошмар, но впереди оставалось еще пять мытарств, избежать которых было невозможно.
И вот вновь повеяло жутким страхом. Впереди было мытарство блуда и любодеяния. При этой новости, я весь сжался в комок и только твердил: «Господи помилуй меня, пожалуйста помилуй!» Не случайно говорят, что представители этих мытарств хвалятся, что более других бесов пополняют человеческими душами адскую бездну. И оно не удивительно. Инстинкт продолжения рода естествен для нас и взял верх над человечеством еще на заре его существования. К тому же сейчас вся медиаиндустрия работает больше всего как раз на демонов блуда. А потому так плохи дела нашего брата на этом фронте.
Развернув свои рукописи, демоны блуда с горделивым и самоуверенным видом начали мою новую пытку. Было видно, что они вполне уверены в себе, и уже скоро я понял почему.
— Он виновен во многих грехах! Как вы сможете его оправдать?
— Ты помнишь их? Ты согрешил с обеими. А с этой ты грешил прямо в присутствии ее годовалого ребенка. Что скажешь на это?
— Ты помнишь этот вечер — что вы делали здесь? А эти пляски вспоминаешь? Здесь ты прикасался к этой и к этой, обнимал их и целовал.
— Помнишь эту поездку — ты смотрел на эту женщину, потом на эту, ты раздевал их глазами, грешил с ними в твоем сердце. Не про это ли написано в ваших книгах?!
— Помнишь эти заигрывания и бесстыдство?
— Ты целый час мечтал о блуде, а потом осквернился во сне.
— Помнишь эту девочку — ты хотел испортить ее, строил планы.
— Ты вел себя бесстыдно и должен ответить за это! Пусть отвечает!
Ангелы сказали, что все те грехи, которые они назвали, уже исповеданы мной.
— Как же, исповеданы! До сего дня он продолжал грешить, а в церкви не был уже целый месяц! Да и в храме думал о блуде.
— Он и сейчас не прочь вспомнить былое, не так ли?
При этом один демон преобразился в красивую обнаженную женщину и соблазнительно виляя бедрами прошел передо мной.
— Иди к нам, красавчик.
— Довольно!, — провозгласил один Ангел, — вы не имеете власти над ним!
Демон тотчас сбросил свою человеческую личину и проревел:
— Имеем! А кто, может вы имеете! Остались еще многие и тяжкие его грехи, что вы скажете о них!?
— Отдавайте его нам и не говорите нам, что мы не имеем власти!
— Это наша душа! Или отвечайте за его блуд или оставьте его нам!
Толпа ревела, словно жерло действующего вулкана. Они сгрудились вокруг нас и в каком-то садистском экстазе от предвкушения страданий новой жертвы выли и испепеляли меня своими кровожадными взглядами. Из-за общего рева можно было с трудом различить их слова. Они буквально хотели схватить нас и удержать, повелевая Ангелам отдать меня на их волю, как заслужившего наказание. Но Божии вестники властно приказали им отстать от них.
— Эта душа пойдет с нами, и Божие решение о ней не в вашу пользу!
Восходя дальше, мы еще долго слушали их вой и скрежет зубов. Все же, как ни крути, злостным демонам пришлось смириться с этим определением.
Через какое-то время мы приблизились к мытарству прелюбодеяния. Я никогда не был женат и не грешил с замужними. А потому незначительные попытки бесов уличить меня в каком-нибудь зле оказались безуспешными.
Далее шло мытарство противоестественных блудных грехов. Я никогда не испытывал подобной страсти. Тем не менее бесстыдные бесы представили несколько случаев из моей жизни, которые со стороны можно было трактовать по-разному, что они и попытались сделать в свою пользу. Но обмануть Ангелов было невозможно. Один из мрачных эфиопов принял на себя образ обнаженного мужчины, занимающегося постыдным делом и стал приглашать меня последовать его примеру. Потребовалось какое-то количество добрых дел, чтобы уйти с этого скверного места.
Вскоре нам на пути встретилось мытарство ересей и идолослужения. Здесь демоны попытались смутить меня некоторыми событиями из моей далекой жизни, когда еще до Церкви я недолго состоял в одной протестантской секте, ходил на их семинары и молился с ними. Но это заблуждение уже давно, сразу по приходу в Православную Церковь было мной исповедано, а потому теперь не имело силы. Бесы пытались обвинить меня в том, что я читал сектантские журналы, заходил из любопытства в языческие храмы, покупал когда-то обереги и амулеты, говорили, что я идолопоклонник и преклоняюсь перед телевизором. Но Ангелы без особого труда смогли меня оправдать. Демонам оставалось только нервно скулить от своего бессилия.
Наконец, мы достигли последнего двадцатого мытарства, которое носило название — немилосердия и жестокосердия. Мрачные и жестокие искусители подскочив к нам начали кричать и вопить, обвиняя меня в грехах немилосердия. Они припомнили все проявления моего каменносердечия, когда я пренебрег помощью кому-то, или цинично отзывался о человеке, когда я проявлял нечувствие и не сострадал боли ближнего, не молился о том, кто просил меня, отказывал в помощи, когда брезговал людьми, самоутверждался за счет кого-то. На этом мытарстве сводились к нулю все добродетели гневного и немилосердного человека. Такой уже в самом преддверии рая рисковал спуститься в преисподнюю.
Какое-то время Ангелам пришлось отвечать за мои неисповеданные грехи. Это было страшно. Если бы я умер навсегда, тогда даже не знаю что бы делал и говорил в свое оправдание.
Оставляя позади последнее мытарство, мы увидели врата Небесного Царства. Там было столько света и радости, что невозможно это передать. Я заметил многие светлые фигуры, стоящие во вратах, а также ходившие внутри. С любовью посмотрев на меня, один из сопровождавших меня Ангелов сказал:
— Ты видел страшные мытарства и пережил то, что ожидает каждую крещеную душу. По милости Божией ты должен вернуться назад и поведать об этом грешному миру.
Будучи прикован своим вниманием к неописуемой красоте небесных чертогов, я совершенно не хотел уходить оттуда.
— Я не хочу возвращаться! Позвольте мне остаться здесь! Я прошу вас!
— Ты знал, что должен будешь вернуться. Не забывай, ты не прошел бы эти мытарства и видишь красоту этого Божьего творения лишь по одной милости Божией. Ты должен рассказать все, что увидел здесь, чем поможешь многим душам избежать вечной смерти. А если пренебрежешь и утаишь это знание, данное тебе Богом, тогда их погибель будет на твоей совести и дашь за это ответ. Если же поведаешь людям, но они не поверят тебе или пренебрегут тобой, тогда нет на тебе вины, и ты свободен от их крови. Помни все сказанное здесь.
В этот момент все завертелось. Хрустальные врата и исполненный любви взгляд Ангела стремительно понеслись куда-то, оставшись лишь светлым воспоминанием в моей памяти, а я, словно падающая с неба звезда молниеносно спустился в свое тело. И тут только я вспомнил причину своей смерти. Боже мой, какая это была боль! У меня оказалось сломано восемнадцать костей, плюс множественные повреждения внутренних органов разных степеней, порезы и ссадины. Неужели я попал на двадцать первое мытарство, — думал я, — и мои адские страдания продолжаются? Оказалось, что после неудачных попыток меня реанимировать, врачи уже оставили всякую надежду. Потому упрятали меня в мешок, где я и очнулся. Было темно, невыносимо больно и трудно дышать. Какое-то время я пытался издать звук, но шум машины (мы еще ехали на скорой) заглушал мой слабый голос. Наконец, кто-то из медиков, видимо с музыкальным слухом, меня услышал.
Это был момент, черта в моей жизни, после которой начиналась моя новая жизнь. И я очень стараюсь, чтобы она была отличной от прежней. По благословению своего духовного отца я все же закончил учебу, благо оставалось всего несколько зачетов, и кресло в душном кабинете какого-нибудь банковского работника поменял на тихую монашескую келью. Моя мама не только одобрила мое решение, но и сама удалилась в один из женских монастырей. По завету моего Ангела хранителя я поведал миру свою историю. Она уже не раз издавалась различными изданиями как православными, так и светскими. Меня не раз приглашали на радио и теле передачи для диалога на тему жизни после смерти. Думаю, что с помощью Божией мне удалось пролить некоторый свет на эту сокровенную от человеческого взора область бытия, с которой все мы однажды неминуемо столкнемся, но о которой мало что знаем.

15 сентября 2013 г.

https://azbyka.ru/fiction/rasskazy-iero ... potov/#n15


основан на Рассказе блаженной Феодоры о мытарствах: https://azbyka.ru/rasskaz-blazhennoj-fe ... mytarstvax
……………….

Дополнение: высказывания святых Православной Церкви:


«Знайте: в чем откроетесь духовному отцу, того не будет записано у диавола».

«Душа, утаившая грехи, останавливается и сильно терзается бесами на мытарствах тогда, когда она после смерти восходит к Богу на суд, а чисто раскаявшаяся без всякой остановки и терзания восходит на небо».

«Бог не помянет грехов, очищенных покаянием».

«Нет греха непрощаемого, кроме того, в котором не каются».